Салют, пионерия! Рассказы, стихи

Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
А как зовут, забыл его спросить.

Лет десяти — двенадцати. Бедовый,
Из тех, что главарями у детей,
Из тех, что в городишках прифронтовых
Встречают нас как дорогих гостей,

Машину обступают на стоянках.
Таскать им воду вёдрами — не труд,
Приносят мыло с полотенцем к танку
И сливы недозрелые суют…

Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен,
Мы прорывались к площади вперёд.
А он гвоздит — не выглянуть из башен,—
И чёрт его поймёт, откуда бьёт.

Тут угадай-ка, за каким домишкой
Он примостился, — столько всяких дыр,
И вдруг к машине подбежал парнишка:
— Товарищ командир, товарищ командир!

Я знаю, где их пушки. Я разведал…
Я подползал, они вон там, в саду…
— Да где же, где?.. — А дайте я поеду
На танке с вами. Прямо приведу.

Что ж, бой не ждёт.
— Влезай сюда, дружище! —
И вот мы катим к месту вчетвером.
Стоит парнишка — мины, пули свищут,
И только рубашонка пузырём.

Подъехали. — Вот здесь, — И с разворота
Заходим в тыл и полный газ даём.
И эту пушку, заодно с расчётом,
Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.

Я вытер пот. Душила гарь и копоть:
От дома к дому шёл большой пожар,
И, помню, я сказал: — Спасибо, хлопец! —
И руку, как товарищу, пожал…

Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, забыл его спросить.

Н. Надеждина Один день маленькой разведчицы

В 106-й школе города Ленинграда на двери одного из классов прибита дощечка: «Здесь училась героическая партизанка Лариса Михеенко». Летом 1941 года Лара гостила у бабушки в деревне Печенёво. Здесь её застала война. Четырнадцатилетняя пионерка вступила в партизанский отряд. В ноябре 1943 года Лара погибла при выполнении задания.

Мы печатаем рассказ об одном дне из жизни Лары.

Была та утренняя рань, когда в деревне доят коров. В хлеву слышен и голос хозяйки — она уговаривает свою Бурёнку стоять спокойно, — и частые удары о дно ведра тугих тёплых струй молока. А в домах ещё по-ночному тихо, утро едва занялось, небо ещё не голубое, а белёсое, будто его облили молоком.

В эту пору в одном из домов деревни Тимоново распахнулось окно. На грядки выпрыгнули две девочки. Шурша огуречной ботвой, опрокидывая хрупкие голубоватые стебли мака, они пробежали по огороду и, добравшись до реки, как были в платьях, с размаху бросились в воду.

Лара переплыла реку первой и, протянув руку, потащила Раю вслед за собой в чащу камышей.

На воде с глухим бульканьем рябили круги — рыба играла на утренней заре. Но ни одного звука не доносилось с противоположного берега, где стоял дом, в котором девочки провели ночь взаперти…

Разведчицам было дано задание пробраться в Морозово; но по дороге, в Тимонове, их задержал немецкий патруль. Девочки хорошо знали дом, в который их привели: здесь раньше была изба-читальня, а теперь перед ними, упёрши руки в бока, стояла хозяйка, жена раскулаченного Антона Юркина.

— Никак, печенёвские Ларька да Райка? Зачем пожаловали?

— Мы нанимаемся рожь жать.

— Жать, значит? Что посеешь, то и пожнёшь. Так-то… Нет тут больше вашей читальни, тут опять мой собственный дом.