Салка Валка

Стейнтор воспринял эту речь молча, молчание вошло у него в привычку последнее время. Йоким же напомнил своей невесте, что прошлым летом, когда он всю ночь таскал для нее сено, она совсем по-другому с ним разговаривала, и спросил ее, не забыла ли она, как нежна она была с ним на следующее утро. К несчастью, он не удержался и пустил в ход непристойные слова. Он заявил, что теперь полностью подтверждаются слухи, которые ходят о ней по поселку. Он давно подозревал, что ее набожность и любовь к псалмам не что иное, как лицемерие и обман. Теперь-то он в этом убедился лично.

Женщина ничего не ответила. Она сняла с пальца кольцо и швырнула его прямо в Юкки. Когда тот наклонился, чтобы поднять его с полу, Стейнтор поддал ему сзади коленом, да так сильно, что Юкки мгновенно очутился за порогом, и Стейнтор закрыл за ним дверь. Салка Валка не удержалась и захохотала. Они слышали, как удалился Юкки, ведя за собой лошадь.

После такого неожиданного поворота событий на кухне еще долго шумела буря. Сигурлина рвала и метала. Она сыпала угрозами и ругательствами, пока наконец с неистовым плачем не обратила свою душу к Иисусу. Так всегда поступала она в минуты тяжких испытаний. Старая Стейнун с материнской заботой и терпением пыталась убедить Сигурлину спокойнее относиться к жизненным невзгодам и прихотям судьбы, но женщина плакала сильнее прежнего и сокрушалась над своим горем перед святой троицей. Салка Валка уже не смеялась, а с раздражением слушала причитания матери и утешения старухи. Стейнтор сидел на трехногом стуле у плиты, курил трубку и молчал, хотя в глазах его мелькал опасный огонек.

Наконец вышел из своей комнаты слепой. Он остановился на пороге, как апостол, держа в руках сеть и челнок. Постоял некоторое время, прислушиваясь к плачу, стону и мольбам, и сказал:

— Так уж устроено, что у женщин слез хоть отбавляй, вот они и проливают их. Но сколько ни причитай и ни голоси, ничего не изменится. Тебе же, Стейнтор, хочу сказать одно: ты немало поболтался по свету, много и повидал — что надо и что не надо. Так послушай же, что я тебе скажу. Никогда у нас не будут люди жить по-человечески, пока ты и тебе подобные не будут сознавать ответственность перед собой и своими близкими. Я надеюсь, мне не нужно пояснять тебе…

Он не успел окончить фразу — за дверью послышалась возня, кто-то приподнял дверную щеколду, и дверь отворилась. В небольшое отверстие просунулась голова, озираясь по сторонам с осторожностью, точно боясь получить неожиданный подзатыльник. Это был Юкки.

— Я уже доехал до Лерура, да вспомнил, что кое-что забыл здесь, — сказал он.

— Что же ты забыл, голова твоя садовая? — спросила Стейнун.

— Да пустяки, — ответил Юкки, не отходя от дверей и готовый в любую минуту улизнуть. — Всего-навсего платье…

Сигурлина в сердцах вытащила из сундука старой Стейнун костюм из красивой материи, единственный праздничный наряд в ее жизни. Сначала она швырнула в Юкки юбку с многочисленными сборками, затем кофту с бархатными манжетами и бархатной вышитой вставкой.

— Только самый отъявленный подлец может забрать подаренную вещь.

— Ну, это уж как кому кажется, — сказал Юкки. Сунув свадебное платье под мышку и пожелав всем спокойной ночи, он ушел.

Глава 20

Путина началась большими убытками. Они ведь всегда сопутствуют лову. Купец Богесен не видел иного выхода, как почти вдвое поднять цены на кофе и сахар, а на некоторые другие товары — даже в три раза. Небо над поселком, покрытое тучами, походило на потемневшее дно кастрюли с остатками каши; Осейри — такое незначительное местечко, что господу богу и в голову не приходило хотя бы ненадолго в течение дня освободить солнце от туч или же ночью зажечь звезды для его обитателей. Но кто поручится, что в других местах лучше? Поглядите, вот Стейнтор опять вернулся домой, а ведь он объехал весь свет. Видно, там ему жилось не лучше. Часто люди ходят за водой, минуя речку. В конце концов, если все хорошенько взвесить, то, может быть, Осейри у Аксларфьорда и есть центр вселенной.

— Я помню те времена, когда одного датчанина-спекулянта соотечественники протащили под килем собственного корабля, — сказал старик Эйольфур. — Уму непостижимо, с чем только не мирятся люди в наши дни.

— Вот за границей — там всех богачей называют ворами и иногда, чтобы досадить им, устраивают забастовки. Забастовщики скорее подставят свою грудь под пули, чем уступят, — заметил Стейнтор.