Салочки. Я тебя догнал

Меня передернуло. Страшно, очень страшно, но всю жизнь потом сидеть и думать, что я подписала смертный приговор маме Олега, будет невыносимо. Нет, я так не могу. Поэтому буду рисковать.

Закрыла ноутбук и отправилась за деньгами. У Гродного могло быть сколько угодно недостатков, но плюсов все же раз за разом оказывалось намного больше.

Уже к вечеру я на старенькой полуразвалившийся машине подъезжала к деревушке. Спрятаться в такой, по сути, сложно, но именно здесь, я знала, мне помогут и не выдадут. Здесь жил едва ли не единственный человек, кому я доверяла.

С собой тащила, должно быть, месячный запас еды, немного одежды и технику. За последнее отдала почти целое состояние. Сейчас крайне сложно найти нормальную по характеристикам электронику, да еще и в такие сжатые сроки.

Местные дельцы едва без трусов меня не оставили, зато сейчас я была довольна и спокойна. Потому что кровь из носу надо было вновь оказаться в гуще событий. Причем как можно скорее. Я обязана знать, что происходит.

Унылое авто пару раз даже глохло на поворотах. Ну что поделать, приходиться терпеть некоторые трудности. Лишь бы безопасно, лишь бы добраться.

Уже в сумерках на горизонте замаячили домики. Они были низкие, покачнувшиеся. Местами сгнившие строения, на первый взгляд нежилые. Но это лишь пыль в глаза. На самом деле все у местных было в порядке. Знаю не понаслышке.

И вот я зарулила к одному из домов, паркуясь под небольшим неприметными навесом. Там меня уже ждал хмурый мужчина. Без тени улыбки знаком показал, куда прижаться.

Сделала, как он велел, а потом заглушила мотор. Иногда казалось, что люди здесь не меняются, хоть и навещала я это место в последний раз очень давно. Даже не помню когда.

Да и не к чему было, потому что регулярно общалась я здесь только с одним человеком. Вернее, с одной. Единственной женщиной в моей жизни, которая выдержала напор маленькой никому не нужной стервочки.

Мужчина велел следовать за ним, и я пошла, захватив сумку с техникой. Сказала ему, что потом в багажнике он найдет все необходимое, и попросила разгрузить авто.

Мы пошли по проходу к дому. Все под навесами. Словно местные каждую секунду боялись атаки. Возможно, так оно и было. Маленькая параноидальная деревенька.

Уже у входа массивная железная дверь отворилась, и передо мной возникла высокая, сухая, как летняя трава, хмурая женщина. Она грозно смотрела на меня, но затем взгляд ее смягчился. Порывисто обняла свою экономку.

Мы сели пить чай. Без лишних сантиментов и розовых соплей, размазанных по столу. Вера Васильевна работала в нашей семье последние лет семь. Остальных нянь, горничных и экономок я благополучно выжила. Не терпела весь этот обслуживающий персонал.

А с безэмоциональной, вечно хмурой мулаткой не прошло: нашла коса на камень. Ей было решительно наплевать на мои причуды, бранные слова и командирский тон.

Даже когда я вылила ей на голову морковный сок, она лишь вздернула бровь и проделала то же самое с моим стаканом. Тринадцатилетней смутьянке повезло меньше, и моя любовь к свекольному фрешу дорого мне тогда обошлась.

Вечером, когда я, извергая все ругательства, что знала, орала на весь дом, оттирая фиолетовое лицо, она пришла и молча протянула какой-то лосьон. С тех пор у нас в течение пары месяцев была холодная война, а потом и мы и не заметили, как стали друг другу ближе.

Нет, это не дружба, и Вера Васильевна не заменила мне мать, это эдакое соглашение о ненападении и взаимопомощи. Потому что впоследствии я не раз обращалась к женщине со своими мелкими неурядицами.

Ну ладно, не совсем мелкими. И даже она однажды просила помощи, примерно пару лет назад. Так и сошлись. Мы доверяли друг другу. Безоговорочно.

Вот и сейчас ее большая семья куда-то растворилась. Кто бы мог подумать, что у этой женщины она вообще имеется. О ней вообще можно много чего сочинять и представлять, но реальность оказалась совсем другой.

Смуглая женщина, сухая и высокая, она была дитя любви какого-то африканского спортсмена и русской студентки. Так вышло, что внешностью девочка больше пошла в мать, а упрямством и силой воли – в отца.

Она была не очень красива в традиционном смысле этого слова, но бесконечно прекрасна душой. Только заметить это можно было не сразу, потому как характер бушевал в Вере Васильевне нешуточный.

Она за свою жизнь прошла и Крым, и рым, обзавелась таким же, как она, сухим, хмурым мужем и пятью детьми. Все они уже были относительно взрослые, но, как я поняла, регулярно подкидывали внуков.

Так вышло, что никто никогда не интересовался жизнью нашей экономки, а если и пробовал, то она никого не пускала дальше вопроса «а как ваше имя?». Личное в ее случае – это больше, чем слово.

Окружающие считали, что она не человек и что у нас с Верой Васильевной более чем напряженные отношения. Потому что по первости я ее даже подставить пыталась пару раз, и если бы не пофигистичное отношение Марка, а брат радовался тому, что хоть кто-то задержался у нас дольше пары недель, то она бы летела из нашего дома как фанера над Парижем.