Саломея

– Да это бред! – качнул головой Михаил. – Одна из ее выдумок. Куда там она могла уйти в пятнадцать лет? На улицу? На это ее не хватило бы. Так, прожила пару месяцев у школьной подруги, потом стала в тягость. Дядя Вадик со мной советовался, как ее вернуть, а я велел ничего не делать. Сама придет! И был прав! Да живи она со мной, она бы шелковая была!

– Так она все-таки жила с отчимом? – недоверчиво спросила Елена, вспоминая страстную исповедь Киры. – Или в квартире, которую он для нее купил?

– А где хотела, там и жила. – В голосе Михаила звучало нескрываемое раздражение. – То у него, то у себя, то у подружек каких-то вольного поведения, то у мальчиков… А кто запретит, дядя Вадик, что ли? Он, тряпка-человек, купил ей дорогущую квартиру, по немыслимой цене… Отремонтировал, сделал все по журнальной картинке, которую Кира, знаешь, как выбрала? Не глядя, открыла каталог, где пришлось, и ткнула пальцем! Ей, дескать, все равно! С тем и примите! Даже спасибо не сказала. Другая бы в ногах валялась за такой подарочек! А что касается денег, ее высочество разрешила завести для нее карточку и перечислять туда часть профессорских гонораров. Я его умолял этого не делать, ведь такая девчонка, как Кира, может потратить деньги на свою же погибель, на наркотики, например!

– Она разве…

– Не знаю! – Снова мотнул головой Михаил и остановил машину. – И сделай одолжение, перестань о ней спрашивать. Тяжелая это тема, честное слово! Думаешь, самому очень приятно знать, что вот есть у меня дочка, уже взрослая, красавица, далеко не дурочка – и все равно, что нет ее?!

– Позвони ей, поддержи, – повторила уже данный совет Елена, выбираясь из машины и поправляя сползавшую с плеч не застегнутую куртку. Резко похолодало, ветер нагнал свинцовые, низко тянущиеся над городом тучи, в воздухе чувствовался скорее февраль, чем март… Но ничто, никакой холод не мог бы ее заставить надеть плащ с пятнами крови. Одно прикосновение к свертку доводило женщину до нервной дрожи, но она все же не решилась оставить его в машине.

– Я-то позвоню, да она меня пошлет, – пожал плечами Михаил, запирая машину и пряча брелок сигнализации в карман. Они двинулись ко входу в ресторан, украшенному розовой неоновой аркой и подозрительно напоминающему заведение с игровыми автоматами. – Кстати, кроме кулона она за зиму продала мне еще кое-какие вещички в том же роде. Я спрашивал, откуда все это добро, Кира клялась, что наследство покойной мамы. А теперь, получается, объявила все это украденным?!

– Кира дала следователю список драгоценностей, которые считает пропавшими. – Елена слегка колебалась, делая это признание, но промолчать не смогла. – Наверняка там и твои «вещички». Не понимаю, почему она все это не вычеркнула, раз уж сама продавала… Может, забыла?

Мужчина преувеличенно громко, зло рассмеялся, чем привел в замешательство гардеробщика, принимавшего у них вещи. Они уже вошли в ресторан и раздевались перед входом в зал, откуда в самом деле доносился механический шум и звон игровых автоматов.

– Забыла?! Нет, увидишь, это она назло мне сделала, я всегда ожидаю от нее удара в спину. Помнишь порезанное пальто?!

– Да ведь тут не пальто, теперь она может тебя в тюрьму засадить, – понизив голос, возразила женщина. Свернутый плащ она, поколебавшись, все же взяла с собой. Ей отчего-то невыносима была мысль, что к нему прикоснутся чужие руки. – Хочешь, я с ней поговорю, у меня в телефоне записался ее номер? Можно ведь откорректировать показания!

– Ну, от железного попа да каменной просвиры ждать! – безнадежно бросил Михаил. – Не пойдет она на это. Скажет, сам выпутывайся. Ладно, давай обедать. Хотя тут, сама видишь, гнездо азарта, но кухня у них отличная. Зашел как-то раз случайно и с тех пор мимо не проезжаю.

Елена оставила без комментариев эту фразу, хотя слабо представляла себе, как можно случайно зайти в зал игровых автоматов. Она думала о другом. Может ли Кира из мести подставить под удар родного отца? Способна ли она на такую низость? Выходка с изрезанным пальто была ни чем иным, как попыткой привлечь к себе внимание – пусть даже таким скверным способом. «Вероятно, девочка чувствовала, что отец общается с ней чисто формально, и это ее оскорбляло. Бедная! Вместо настоящей семьи – какие-то обломки. И среди них она, озлобленная, болезненно гордая, с этим ее лихорадочно горящим взглядом, который будто пронзает тебя насквозь в поисках высшей, идеальной справедливости… Кира обречена быть несчастной, ведь, похоже, она существует одними иллюзиями. Насчет того, что все должны любить друг друга, например. Отсюда претензии к отчиму, к отцу, к самой себе… А смотри она на вещи проще, была бы вполне довольна жизнью!»

– Что будешь есть?

Прозаический вопрос оторвал ее от раздумий, она опомнилась и покачала головой:

– Ничего не хочется. Только чаю.

– Что же я, в самом деле один буду обедать? – возмутился Михаил. – Закажи хоть что-нибудь, не сиди с похоронным видом.