Саломея

– На что ты намекаешь? Никого я не жду, собираюсь выспаться. В кои-то веки. Тащиться к тебе, через пол-Москвы, чтобы выпить рюмочку и поплакаться… Это, знаешь ли, слишком громоздкий план.

– Жаль, я сама не могу к тебе приехать! – вздохнула та, и Елена впервые за все время их долгой дружбы ничуть об этом не пожалела. Дотошные расспросы подруги казались ей странными, и ощущение усилилось, когда Лера на прощание попросила разрешения позвонить попозже, «если будет настроение».

– Я ложусь спать! – напомнила женщина и первая повесила трубку. «Контролировать она меня пытается, что ли?! Боится, что с любовником встречусь? Ведь позвонит, я ее знаю. Отключить все телефоны?»

Эта идея показалась заманчивой, и Елена незамедлительно взялась за ее исполнение. Стационарный телефон она перевела в режим автоответчика, отключив звонок, а у мобильного выключила все сигналы и спрятала его подальше, решив проверить наутро. «Имею я право на одну, ОДНУ спокойную ночь? – спросила себя женщина, останавливаясь перед зеркалом и вглядываясь в свое измученное отражение. – Завтра воскресенье, а мне опять на работу… Даже заболеть не удалось, а то вызвала бы участкового и валялась бы дома со справкой, на больничном, как барыня…»

Усталость, против ожиданий, не помогла ей заснуть. Елена долго лежала в постели с открытыми глазами, глядя в темноту спальни и прислушиваясь к звукам большого дома. Где-то играла музыка, со стороны лестничной клетки слышались взрывы смеха, почти безостановочно ездил вверх и вниз лифт. В субботний вечер, как всегда, многим хотелось веселиться, ходить в гости, танцевать, смеяться, забывая о трудностях рабочей недели.

«А я лежу здесь, как выброшенная на берег рыба, и нет сил даже плавниками пошевелить!» – горько подумала женщина. Она вдруг ощутила приступ тоски по тем невыносимо долгим, скучным вечерам, когда они вдвоем с мужем смотрели телевизор и листали журнал с телепрограммой на следующую неделю – сперва он, потом она. Предсказуем был каждый жест, каждая реплика, любой зевок – все повторялось десятки, сотни раз, пока не превратилось из самой жизни в ее фон, серый и пустой, как негрунтованный холст, на котором ничего не нарисовано… «А нового рисунка мы так и не придумали. Точнее, придумать должна была я. Руслан даже не понял, как плохо мы стали жить. Его-то все устраивает, он хочет вернуться на круги своя. А я не хочу. Как это объяснишь Лере? Она только что начала постигать прелести такого стабильного, скучного брака, ей все внове, все нравится. Ведь оба предыдущих мужа скучать ей не давали!»

Вспомнив матримониальные опыты подруги, Елена невольно усмехнулась. Дело было прошлое, теперь можно и посмеяться, а прежде она касалась этой темы не иначе как с горечью и сочувствием. Первый гражданский муж Леры часто бывал пьян, а в пьяном виде задавал жене один и тот же вопрос: «Гений я или нет?» Ответ всегда получался отрицательный, так как дипломатических талантов Лера была лишена начисто. Тут же начиналась ссора – некрасивая, шумная, с угрозами и оскорблениями, а часто и с рукоприкладством. Перевес сил оказывался на стороне жены, Лера была и выше, и шире в плечах, и к тому же не привыкла давать спуску. Во всяком случае, плакал после этих скандалов муж, а не она, – плакал пьяными, горючими слезами, причитая, что подлая баба опошлила и съела его жизнь. Когда Лера решила, что с нее довольно и с великими трудами отправила своего провинциального поэта обратно на родину, выяснилось, что там его ждала еще одна гражданская жена и двое детей дошкольного возраста. В результате она даже какое-то время помогала им деньгами, так как детей очень любила и жалела, а первая семья поэта находилась на грани нищеты.

Второй брак Леры также не был узаконен в ЗАГСе, муж тоже писал стихи и ходил на поэтические вечера… Это походило на вторую попытку спортсмена взять рекордную высоту – тот же шест в руках, та же планка впереди, та же дорожка для разбега… И такое же нелепое, жестокое падение с высоты. У второго супруга Леры оказалось психическое заболевание, которое он предпочел от нее скрыть. Этот не пил совершенно, что и привлекло женщину, наученную горьким опытом, но приступы агрессии у него случались чаще и были куда более опасными. Теперь в синяках ходила Лера, и пришла ее очередь лить слезы и жаловаться на загубленную жизнь. Отделалась она от супруга с еще большим трудом, и не обошлось без криминального душка. Поняв, что уговоры на него не действуют, Лера обратилась к своему бывшему однокласснику, записному районному хулигану, и тот вместе с дружками отделал поэта-садиста и подробно объяснил ему, почему так случилось. После этого Леру оставили в покое, а она, отдышавшись, неожиданно для всех вышла замуж совершенно официально, и за человека, не имевшего с поэзией ничего общего. Семен уже двенадцать лет водил такси, столько же мучился с язвой, по выходным копался на садовом участке у своих стареньких родителей, а стихов не любил и не понимал – никаких.