Саломея. Танец для царя Ирода

Она исступленно прижала руки к груди и уже была готова броситься перед матерью на колени. Бедная девушка задыхалась, словно ей не хватало воздуха. Иродиада поняла ее намерение и предостерегающе произнесла:

– Мне не нужны твои лживые объяснения! Ты ничтожное создание, раз пытаешься на коленях вымолить прощение. Я никогда не прощу тебя. Ты надумала отнять у меня мужа? Так вот, знай: я тебе его не отдам. Поняла? С этого мгновения ты мне больше не дочь. Уходи! – В голосе матери Саломея услышала ненависть. – Приготовься покинуть Тивериаду до приезда господина. Ты уедешь в Иерусалим, – заключила Иродиада.

Саломея согласно кивнула и в смятении пошла прочь. Чувство вины с новой силой захлестнуло ее. Она действительно была сама во всем виновата. И больше всего сейчас ей хотелось вернуть доброе расположение матери. В столь трудную для себя минуту Саломея не думала о том, что та нечасто была с ней ласкова и почти всегда отталкивала ее. Однако, несмотря на такую черствость, девушка нежно и робко любила мать, восхищалась ею и не придавала значения разговорам о том, что та – исчадие тьмы…

Войдя в свои покои, она застала Аркадию ползающей на коленях. Рабыня усиленно натирала пемзой напольную мозаику. Увидев бледную и взволнованную госпожу, Аркадия вскочила и робко поинтересовалась:

– Что прикажете делать?

– Проводи меня на террасу, Аркадия, – попросила Саломея.

Глаза ее лихорадочно блестели. Аркадия догадалась, что между матерью и дочерью состоялся серьезный разговор. Поэтому, сочувственно вздохнув, она подошла к ларю около стены, достала оттуда длинную шелковую шаль и почтительно подала ее госпоже. После этого обе девушки торопливо направились к восточному крылу, где на верхнем этаже находилась уже знакомая нам открытая терраса, столь любимая всеми членами семьи Ирода.

В этот утренний час на застывшем светло-синем небе не было ни облачка. Солнце еще не успело раскалить Иорданскую пустыню. В прозрачной вышине медленно парили гордые орлы, зорко высматривая добычу. Поблескивала серебром гладь озера Кинерет. Вдалеке теряли в дрожащем тумане свои очертания серые горные кряжи. За крепостной стеной теснились ровными полукружьями жилые постройки и сельские угодья. Благодаря системе водоснабжения, построенной Иродом, давали щедрый урожай оливковые и апельсиновые сады, гранатовые рощи. Поднимали вверх среди буйно разросшихся кустарников свои могучие стволы-стрелы финиковые пальмы.

Саломея увидела, как по коричневой равнине со стороны Капернаума в сторону большого базара, располагавшегося на пути в Тивериаду, неторопливо движется длинный караван – это были торговцы, прибывшие со своими товарами из других стран.

Разнообразные товары с побережья Средиземного моря, из Сирии и Малой Азии стекались в Капернаум и уже оттуда доставлялись в Тивериаду. С высоты террасы копошащийся базар, огороженный крепостным валом, был похож на разноцветный муравейник.

Аркадия встала позади Саломеи и, затаив дыхание, рассматривала все вокруг.

– До чего же красиво, – с благоговейным восторгом проговорила она. Раньше ей не доводилось видеть окрестности Тивериады отсюда – с высоты птичьего полета.

– Это мое любимое место, – пояснила Саломея. – Если я когда-нибудь захочу умереть, я приду сюда…

Голос ее дрогнул. Обида из-за того, что мать отвергла ее мольбу о прощении, душила ее.

– Что ты такое говоришь, милая госпожа? – вскричала Аркадия. – Ты молода и красива. Тебе ли думать о смерти?

– О ней всегда надо помнить. Так и мама говорит, – наставительно произнесла Саломея. – Многим людям, чья жизнь протекает в страданиях, она кажется единственным избавлением от мук. Жизнь – всего лишь короткий и сладкий миг. А смерть – это вечность, дающая забытье и блаженство…

Она умолкла и замерла, пристально всматриваясь во что-то видимое только ей одной.

– О чем ты говоришь? – в ужасе вскричала Аркадия. Она схватила ледяные руки Саломеи и прижала к своей груди. – То, что ты задумала, – страшный грех. Прошу, выбрось поскорее эту мысль из своей хорошенькой головки и оглянись вокруг! Разве не прекрасно это дивное утро и синие небеса? А солнышко, которое ярко светит? Радуйся жизни, госпожа. Боги страшно разгневаются, если ты надумала покориться богу смерти Муту и принести себя в жертву Молоху.

Аркадия взволнованно сжимала руки Саломеи, стремясь согреть их.

– Я не зову смерть. Но ради мамы пойду на все. Она отвернулась и возненавидела меня. Я виновата перед ней и хочу заслужить ее любовь, – с мукой в голосе произнесла Саломея.

Аркадия вздохнула и понимающе кивнула:

– Пройдет время, и твоя мама одумается. Она снова полюбит тебя, Саломея.

– Нет, ты не понимаешь. Я виновата перед ней. Она ненавидит меня и говорит, что прогонит меня из дома. О, как я хочу умереть.

– Твоя мама сказала это сгоряча, – возразила Аркадия.

Однако Саломея отрицательно качала головой и на все слова Аркадии грустно отвечала, что больше всего сейчас хочет умереть. Девушка была подавлена и находилась в каком-то странном оцепенении. В ее ушах продолжал звучать презрительный смех матери и ее жестокие слова.