Сальто ангела

ценным даром — свободой. Эта свобода пришла ко мне в виде проштампованных документов, признающих мое право на женское происхождение. Я словно вышла из концентрационного лагеря, окруженного невидимой колючей проволокой. Пленница своего уродства, обреченная на самый жалкий вид проституции, страдавшая от побоев и унижений, я наконец вырвалась из всего этого, и теперь я Мод Марен, получившая право жить под солнцем.

Я ищу работу, у меня есть диплом адвоката.

В перезвоне пасхальных колоколов 1980 года я уже слышу свое счастье и свою радость, как вдруг раздается угрожающий голос:

— Вы обязаны уплатить налоги за 1973,1974 и 1975 год.

Это обычный налог на доходы.

— Какие доходы?

— Но вы занимались определенной деятельностью…

Налоговый инспектор закрыл свой письменный стол на ключ. Для своей безопасности он держит огромного пса с белыми зубами, чистопородного. Он следит за каждым моим жестом.

Боже, где я? В гестапо? Этот тип, похожий на злого хорька, он что, инквизитор?

— Мадам, вы изменили пол в июне 1978 года; у меня есть ваше полное досье.

— Вы не имеете права! Это прямо сказано в судебном постановлении.

— Моя администрация обладает всеми правами.

И вот ты снова отброшена в прошлое, Мод. И главная задача администрации потребовать с тебя налог и с тех денег, что ты заработала проституцией. Они все рассчитали вплоть до оплаты квартиры в Нейи, рассматривая это как признак определенного благополучия. Им наплевать, что я платила штрафы, проводила ночи в полицейском участке и содержала сутенеров. Если бы я была в состоянии заплатить то, что они с меня требуют, я бы все бросила в миску этому злому псу. Налоговый инспектор воображает себя дрессировщиком диких зверей и воспитателем заблудших.

— Вы можете подать прошение Президенту Республики. Если вы больше не занимаетесь проституцией и если общественные и санитарные службы подтвердят ваше вступление в нормальную общественную жизнь…

Значит, надо просить прощения. Всегда одно и то же. Прощения за то, что была проституткой, за то, что мерзла в Булонском лесу, за побои, за то, что все время рисковала жизнью.

Никогда! Пусть сначала докажут, что проституция — это профессия, особый вид деятельности, образ жизни, социальный бич. И пусть обратятся к сутенерам, а не к девушкам, которые им платят.

Во всяком случае, нельзя остричь уже остриженную овцу. У меня ничего нет, у меня нет работы, нет денег. Чего вы хотите, месье сборщик налогов? Я должна снова вернуться на панель и заняться проституцией, чтобы уплатить все налоги?

Собака, скалясь, позволила мне выйти. Я попытаюсь обратиться с жалобой к вышестоящему начальству, но никто не находит странным, что, принимая посетителя, налоговый инспектор закрывает на ключ ящик стола, а его самого охраняет огромная сторожевая собака. Меня могут долго преследовать угрозами судебного разбирательства.

Мне действительно придется доказывать «реальность включения в общественную жизнь». Возможно, я попрошу помощи у дам в зеленых шляпках. Моего диплома недостаточно и для того, чтобы записаться в адвокатуру в качестве стажера. Для этого мне нужны два поручителя.

Чиновник вежливо и равнодушно слушает, как я рассказываю о своей болезни, пытаясь объяснить, почему в тридцать четыре года у меня нет профессионального стажа и в моей анкете непонятный пробел. Он не видит причин, чтобы не принять меня, но считает, что мне самой следует позаботиться о добрых душах, которые окажут мне протекцию.

— В данный момент стажировка невозможна, нам никто не требуется. Возвращайтесь в сентябре, позвоните через полгода. У меня нет средств, чтобы платить ни за что тридцатичетырехлетней женщине.

— А вы действительно хотите остаться в адвокатуре? Может быть, вам обратиться в страховые компании?

А потом самое забавное:

— Позвоните от моего имени в профсоюзную конфедерацию адвокатов и, если там не помогут, сообщите мне.

…Пусть воскресший Господь, победивший все силы зла, поможет вам вернуться в мир вашей профессии, где вы могли бы блистать. Аллилуйя.

Действительно, Аллилуйя. Я сражалась, умоляла, писала, звонила, часами ожидала в бесконечных кабинетах, чтобы получить двух необходимых поручителей, не имеющих отношения к адвокатуре. Наконец я произнесла клятву, что никогда не нарушу принципов честности, законов и общественной морали…

Я позвонила своей бывшей подруге по панели, чтобы вместе с ней порадоваться победе и чтобы доказать ей, что можно вырваться из порочного круга. Но, оказывается, нет. У меня даже такое ощущение, что я вернулась на двадцать лет назад. Убогое жилье, матрас на полу, книжки по юридическому праву и невозможность добиться стажировки. А где же они, эти адвокаты, проповедующие реинтеграцию проституток?

А что, если мне попробовать управлять ночным баром?

Один мой прежний коллега принимает меня у себя дома, лежа абсолютно голым в постели. Я слишком высокого роста, у меня грубоватый голос, я не сумею вести дела в его кабинете, но вот в его кровати — да.