Салтыков (Щедрин)

А среди вятских городских историй долгое время перебирали ту, согласно которой Наталья Николаевна тоже снималась на дагеротипы, и хотя получившиеся портреты ей не понравились, она разрешила выставить их в ателье. Затем, по воспоминаниям уже нам известного Ильи Селиванова, их скупил некий молодой красавец, ссыльный (надо заметить, что губернаторша, занимаясь благотворительностью, обращала особое внимание на положение ссыльных, которых и в губернии, и в самой Вятке было много). Портреты эти ссыльный «повесил в своей спальне и всем приходящим к нему стал хвастать, что он с губернаторшей находится в интимных отношениях и что все эти портреты она подарила ему в знак памяти. Это дошло до Акима Ивановича, и как он ни был терпелив и кроток, – это его взорвало, он отослал его в Глазов».

Едва ли он не догадывался об отношениях его жены с Салтыковым, но в этом случае Аким Иванович, вероятно, имел свои расчёты. Он как предчувствовал, что годы его сочтены, и, возможно, видел в Салтыкове надёжного спутника для будущей вдовы. Во всяком случае такое предположение подтверждается его хлопотами о переводе Салтыкова вместе с ним в Оренбург. Нельзя не отметить, что Ольга Михайловна к близости сына к губернаторской семье отнеслась благосклонно и даже просила Дмитрия Евграфовича нанести, вместе со снохой, визит Наталье Николаевне, когда та будет в Петербурге: «Это нехудо, кабы она всё семейство узнала наше, жалею, что меня нет, я бы всё с ней переговорила».

Но расстояния разлучили возлюбленных навсегда, а затем Михаил Евграфович увлёкся сёстрами Болтиными, и эта неожиданная вроде бы после бурного романа влюблённость всё же является подтверждением того, что этот молодой человек, которому пророчили стезю «разгонщика женского», оказался вовсе не упоённым любителем попользоваться насчёт клубнички. (Как известно, это взятое из уст гоголевского Ноздрёва выражение Салтыков превратил в клубницизм – увиденное им в литературе и в жизни явление, на которое он в своих сатирических построениях обрушивался с особым ожесточением.)

Однако когда Лиза Болтина в ранге салтыковской полуневесты на время отдалилась от жениха, у Михаила Евграфовича возник новый роман, который Сергей Александрович Макашин также решился обозначить. Оказавшись в Вятке, Салтыков сдружился с врачом Вятской палаты государственных имуществ Николаем Васильевичем Иониным и его женой Софьей Карловной, она была младше Салтыкова на два года. Здесь история развивалась более замысловато. Их дочь Лидия Николаевна Ионина, в замужестве Спасская, оставила воспоминания о вятской жизни Салтыкова, к которым мы уже обращались. Однако у этого мемуара есть одно очень слабое место: это воспоминания не самой Иониной, которая родилась уже после отъезда Михаила Евграфовича из Вятки, а записи рассказов её родителей и, вероятно, ещё кого-то о частом госте их дома. Большая их часть перепечатывается в сборниках воспоминаний о писателе, но не может не удивить сама тональность повествования: если не враждебная по отношению к Салтыкову, то во всяком случае саркастическая. Возможно, эта тональность была вызвана некими историями, оставленными Спасской-Иониной за пределами её текста.

Её воспоминания впервые были напечатаны в Вятке в 1908 году, а в 1914 году журнал «Солнце России» опубликовал неизвестную рукопись Салтыкова, уверенно атрибутируемую вятскими годами и примыкающую к «Губернским очеркам».

«Вчера ночь была такая тихая, такая тёмная и звёздная! Не похоже даже, чтобы это было на далёком севере и чтобы на дворе стоял сентябрь в половине; точно тёплая, славная южная осень, которой я, впрочем, не видал. Мне было как-то тоскливо, томительно-грустно после вчерашних сладостных впечатлений; и вместе с тем, хотя сердце моё болело, хотя все струны души моей были настроены на печальный лад, мне было хорошо и легко.

Часу в восьмом я вышел бродить по улицам; везде уже, во всех окнах, зажглись огни, которые на этот раз как-то особенно приветливо смотрели; гуляющих не было, чему я на этот раз был очень рад. И сердце, и привычка влекли меня к дому, где живут Погонины, но когда я поравнялся с ним, во мне явилось, несмотря на вчерашнее запрещение, непреодолимое желание хоть издали посмотреть на Ольгу, видеть её детски целомудренный профиль, полюбоваться её грациозною и вместе с тем как будто утомлённою позою, вновь испытать все тревоги ненасытного и неудовлетворённого желания. Тихо перелез я через забор их сада, без шума прошёл по тёмным аллеям, усыпанным жёлтыми листьями берёз; вон сквозь ветви сверкнул огонёк в окнах её комнаты…