Для произведений Щедрина характерна густая «населенность», обилие эпизодических — второстепенных и третьестепенных — фигур, каждая из которых в отдельности очень часто не оставляет завершенного впечатления, но которые в своей совокупности образуют определенный социальный фон, служат средством воссоздания общественно-политической атмосферы.
Вокруг скульптурно очерченных основных сатирических типов Щедрина обычно вращается целая масса их спутников, варьирующих главные свойства типа и прибавляющих к нему новые оттенки: Угрюм-Бурчеев и рядом с ним другие градоначальники и помпадуры, Дерунов — и вокруг него целая группа «чумазых», Алексей Степанович Молчалин — и множество других фигур молчалинской генерации. Если монументально обрисованный персонаж, олицетворяющий тот или иной слой общества, призван дать яркое представление о социально-политической и психологической сущности данного типа, то родственные персонажи-спутники имеют своим назначением охарактеризовать его массовид-ность, распространенность. Из этого же стремления сатирика к полноте обрисовки психологии, идеологии, политики и социальной практики целых господствующих классов, партий и каст вытекает обилие «массовых» портретов, собирательных характеристик, определений, сатирических оценок — глуповцы, помпадуры, градоначальники, ташкентцы, пенкосниматели, чумазые и т. д.
В связи с той же тенденцией к широкому раскрытию господствующих социально-политических отношений и картины общественного устройства особые черты в творчестве Щедрина приобретает и психологический анализ.
***
Вопрос о психологическом анализе в творчестве Салтыкова-Щедрина истолковывается весьма разноречиво. Так, еще в современной сатирику критике нередко раздавались голоса о том, что психологический анализ не был свойствен дарованию Щедрина, что будто бы он не заботился о подробных психологических исследованиях того или другого социального типа.
При таком подходе к делу представление о Щедрине как художнике обедняется, он искусственно отстраняется от разработки богатейшей психологической культуры, являющейся одним из важнейших достижений классиков русского реализма. Между тем Щедрину здесь принадлежит выдающаяся роль.
Статьи Чернышевского и Добролюбова о первой щедринской книге — «Губернских очерках» — замечательны, между прочим, тем, что они характеризовали ее автора как художника-психолога, глубоко постигшего внутренний мир изображаемых людей. И «Губернские очерки», и в особенности такие произведения семидесятых и восьмидесятых годов, как «Господа Молчалины», рассказы «Старческое горе», «Дворянская хандра», «Больное место», роман «Господа Головлевы», цикл «Мелочи жизни», наконец, «Пошехонская старина», — все эти вещи отличаются всесторонним и тонким проникновением в психику самых разнообразных человеческих характеров и социальных типов.
М. Горький, подобно Чернышевскому и Добролюбову, дал высокий отзыв о психологизме Щедрина. Имея в виду не только «Губернские очерки», но и все творчество сатирика, он писал: «Салтыков прекрасно знал психику представителей культурного общества его времени, психика эта слагалась на его глазах, он же был умен, честен, суров и никогда не замалчивал правды, как бы она ни была прискорбна[19].
Сатирический метод вообще, и метод Щедрина в частности, не только не чуждается психологического анализа, но и включает в себя последний на правах необходимого и очень важного элемента. И у Гоголя, и у Щедрина мы встречаем немало сатирических образов, разработанных с большой психологической глубиной. Достаточно вспомнить, например, образы Плюшкина и Иудушки, Другое дело, конечно, что психологизм в сатире имеет свои особенности.
Прежде всего нельзя отрицать того факта, что психологический анализ в сатире вообще не играет такой роли, которая отводится ему в обычных реалистических произведениях. Разгадку вопроса следует искать в природе объекта и задачах сатиры. Сатира чаще, чем несатирические произведения, имеет дело с немногосложными, бедными внутренней жизнью, неразвивающимися характерами. В свое время Чернышевский, возражая тем, кто обвинял сатириков в недостатке развития характера действующих лиц, спрашивал: «Как же такое лицо будет развивать перед вами свой характер в художественном произведении, когда не развивает его в действительности?» И, сославшись на персонажи Фонвизина, Гоголя, Диккенса, отвечал, что если натура действующих лиц «такая, что нечему в ней развиваться, они и не должны развиваться»[20].
Но если сам сатирический объект ограничивает возможности психологического анализа, то, с другой стороны, и задача сатиры требует не столько подробных, тщательных наблюдений, сколько резких оценок. Психологизм очеловечивает, цель же сатиры — развенчание человекообразного животного.