Лучезарная Италия стала для Дали не только убежищем от всей этой склоки, но и желанным местом для всякого художника. Здесь он имел возможность познакомиться с титанами Возрождения воочию, познать силу и мощь таланта Рафаэля, Леонардо, Микеланджело. Здесь Дали отчетливо осознал ответственность современного художника в деле сохранения и творческого переосмысления высокой традиции, окончательно ставшей для него путеводной звездой и центром притяжения. Разрушительный запал революционной новизны, ниспровергавшей с крепких пьедесталов идолов буржуазного искусства, не только ослабел, а коренным образом изменил направление: отныне Дали будет искать и находить революцию в традиции, наполняя ее новым смыслом и содержанием современности с ее открытиями не только в области гуманитарной, но также и точных наук, в частности физики.
При этом Дали не мог и не хотел резко порывать с сюрреалистическим движением, его основными постулатами и практикой. До своего отъезда в Италию он участвовал в мае 1935 года в парижской выставке сюрреалистических объектов вместе с другими мэтрами — Дюшаном, Эрнстом, Миро, Арпом, Ман Реем, Джакометти, Маргриттом, Пикассо, Ивом Танги и Мере Оппенхайм, чья работа «Меховая чашка и блюдце» стала хрестоматийной. Выставилась тут и Гала с моделью для сюрреалистического интерьера с названием «Лестница Купидона и Психеи». Дали представил «Афродизийский вечерний смокинг» — настоящий смокинг был увешан рюмочками с ликером, а между лацканами красовался маленький бюстгальтер. Дали объяснял, что в этой одежде надо передвигаться в автомобиле на малой скорости и наносить вечерние визиты.
Вообще в то время он очень увлекался подобными вещами. Выдумывал всевозможные «штучки» — прозрачный манекен в качестве аквариума, накладные ногти с маленькими зеркальцами (в своем романе «Тайные лики», а мы остановимся на нем позже поподробнее, он выдумал, что хорошо бы женские зубы служили киноэкранчиками), дышащее кресло, очки-калейдоскоп для автомобилистов, если пейзаж навевает скуку; обувь на рессорах, женское платье с дополнительными грудями на спине и так далее.
Шедеврами в этой области станут подаренное Гале сердце из золота и драгоценных камней: оно пульсировало, как живое, благодаря встроенному в него механизму, а также интерьер комнаты, изображающей портрет известной актрисы Майе Уэст.
Он пишет в то время статью «Все почести объекту!», где, помимо всего прочего, предается анализу свастики и приходит к выводу, что свастика — слияние Левого и Правого. Ян Гибсон полагает, что Дали тем самым лил воду на мельницу фашистов, потому что в их идеологии «синтез сил революции и реакции» был одним из пропагандистских лозунгов. Это кажется сильно притянутым — для художника Сальвадора Дали анализ орнаментальной символики, взятой, как известно, из индийской мифологии, едва ли нес в себе и политический подтекст.
Крупнейшим показом сюрреалистического искусства явилась и выставка 1936 года в Лондоне, где участвовали художники из четырнадцати стран, и было представлено четыреста работ шестидесяти восьми авторов. На открытие, где Бретон произнес вступительное слово, пришли две тысячи человек. На Бонд-стрит стояла такая толпа, что невозможно было проехать.
Дали выставил здесь свой «возбудительный пиджак» с алкоголем и бюстгальтером, а также, помимо графики, три живописные работы, одна из которых, под названием «Великий параноик», представляет нам уже нового Дали. Она написана на квадратном холсте в единой теплой охристой гамме, на ней человеческие фигуры в разнообразных позах образуют мужскую голову. Двойной образ — прием, используемый Дали раньше в деталях, проявляет здесь самодовлеющее значение.
Дальнейшее приближение к традиции легко обнаруживается в этой работе, родственной старым мастерам — преобладание рисунка над колоритом, виртуозная техника и композиционное построение — все свидетельствует об этом.
И в теоретических его работах того времени видны постоянные попытки найти новое в старом, узаконить преемственность сюрреализма по отношению к наследию прошлого. В этом смысле любопытна статья «Призрак сюрреализма в Вечно Женственном у прерафаэлитов», свидетельствующая кроме всего прочего, что Дали хорошо изучил коллекцию прерафаэлитов в лондонской галерее «Тейт». О «свежести и свободе», с какой Дали возвращал прерафаэлитов в современность, писал и известный художественный критик и теоретик Герберт Рид, побывавший на выставке сюрреалистов в Лондоне.
И хотя интерес к выставке был огромный, лондонская пресса не жаловала ее хвалебными откликами, а, наоборот, ерничала, свистала и улюлюкала. Но тем не менее это не смущало гурманов от искусства, богатых коллекционеров из высшего общества, о чем свидетельствует успех персональной выставки Дали, открывшейся в том же 1936 году в лондонской галерее Алекса, Рида и Лефевра. Семь из двадцати выставленных работ было продано до открытия вернисажа, а десять — в день открытия еще до обеда по цене от ста фунтов и выше, а рисунки ушли по тридцати пяти фунтов. По тем временам это были неплохие деньги.