Сальвадор Дали. Божественный и многоликий

Три года спустя тот же магазин вновь закажет ему оформление двух витрин. Одна из них, по замыслу дизайнера, должна была олицетворять ночь, а другая — день. Он устлал старую ванну черным каракулем (в чем не был оригинален, если вспомнить Мере Оппенхайм с ее меховой чашкой и блюдцем), напустил туда воды, откуда торчали три руки с зеркалами и где плавали нарциссы; в ванне же обретался и восковой манекен, найденный Дали в каких-то неведомых запасниках, — он был образца прошлого века, весь в пыли и паутине, но в красном парике и неглиже из зеленых перьев. В «ночной» витрине стояла кровать на бычьих копытах, а на черных простынях лежал манекен. Под украшенной балдахином и бычьей головой кроватью был разведен костерчик.

И опять толпа зевак, мешая уличному движению, глазела на очередное творение «сюрреалиссимуса», как величали Дали местные газеты. Управляющему магазином донесли, что в толпе не очень довольны фривольным нарядом воскового манекена, и тот, не долго думая, распорядился заменить его другим, одетым в элегантный костюм, какими торговали в этом универмаге. Что с него взять? Заурядный торговец, решивший под сурдинку подать свой товар лицом. Он и представить себе не мог, какая разборка ему предстоит с дизайнером.

Когда Дали на другой день увидел кощунственную подмену, он пришел в ярость и ринулся выяснять отношения с владельцем. Гала пыталась его успокоить и говорила: «Конечно, ты с ним поговоришь, но, очень тебя прошу, будь благоразумен! Пусть уберут, и на этом все — забудь! Как не было!» Ей вовсе не хотелось, чтобы Дали в Америке портил себе репутацию подобными скандалами. Но он так раскипятился, что на отказ директора «сию же минуту» убрать чужеродный манекен и восстановить все, как было, кинулся сам разбирать свое творение, дабы его реноме художника не пострадало. Он вошел в витрину и первым делом схватился за ванну, и она, наполненная водой, повинуясь закону инерции, въехала в витринное стекло и, разбив половину, вместе с водой и осколками вывалилась на улицу, к веселому ужасу собравшейся толпы. Еще бы, не каждый день в Нью-Йорке можно увидеть такой уличный спектакль. Дали решил последовать вслед за ванной, и едва ступил на тротуар, как верхняя часть стекла обрушилась. «Чудом я спасся от гильотины: стеклянный резак отсек бы мне голову», — вспоминал позже художник.

Тотчас появились полицейские и отвели его в участок. Туда вскоре примчались Гала и Джеймс с адвокатом. Через несколько часов его отпустили, при этом дежурный офицер признал право художника защищать свои произведения.

На другой день все газеты осветили эти события и поместили снимки с разбитой витриной и арест дизайнера. Это послужило еще большей популярности Дали в Америке. Защита прав художника, выраженная столь экспрессивно и открыто, принесла ему уважение и среди его американских коллег, и он получил от них много писем.

Галерист Жульен Леви также пожинал плоды успеха «сюрреалиссимуса». Он не только обогащался за счет продаж картин, но и издал книгу «Сюрреализм», где вместе с репродукциями поместил и тексты Дали, один из них был обращен прямо к американцам:

Сюрреализм — всем отравам отрава…
Сюрреализм ужасно заразен.
Будьте бдительны! Я носитель сюрреализма…

И действительно, он заразил Америку этой опасной болезнью. На штучки «в духе Дали» появился рыночный спрос, и он впоследствии станет их тиражировать. Далианский сюрреализм становился не просто модой, но и определенным стилем жизни. Ньюйоркцы говорили, к примеру, что та вещь или тот цвет, дом или машина гораздо сюрреалистичнее этой… Позже Дали как дизайнер работал для таких известных фирм, как «Нина Риччи», «Ив Сен Лоран», «Кристиан Диор».

Гала и Дали посетили также и Голливуд, где художник познакомился с Уолтом Диснеем и встретился с известным американским актером Харпо Марксом, знакомым ему еще по Парижу. В подарок на Рождество он прислал ему арфу со струнами из колючей проволоки, а в ответ остроумный Харпо прислал фотографию с перевязанными пальцами и просил Дали приехать и сделать перевязку. Харпо и Дали уговорились сделать короткометражный фильм, и Дали, по приезде в Европу, написал сценарий, однако проект так и не состоялся.

Там же, в Америке, Дали подписал контракт с Джеймсом, по которому обязался в течение года написать двенадцать больших работ, восемнадцать — меньшего размера и шестьдесят рисунков за две тысячи четыреста фунтов, то есть по двести в месяц.