Сальвадор Дали. Божественный и многоликий

Первая встреча четы Морз с Дали и Галой произошла в гостиничном баре. Молодые супруги с восторгом объяснились в любви к картинам мастера, их восхищению не было предела. Разговор мог быть испорчен заданным некстати вопросом: а почему у Дали и Галы нет детей? Вопрос был бестактный, продиктованный, вероятно, озабоченностью Морза своим собственным, виртуальным пока, потомством, — они с Элеонорой недавно поженились. Дали, однако, не смутился и ответил, что будущее детей непредсказуемо, и ему кажется, что в этом смысле ему не дано испытать судьбу (о бесплодии Галы он, конечно, умолчал). И рассказал, как один из сыновей Пикассо в припадке безумия выскочил на улицы Парижа голым, и прибавил: «Если сын гения Пикассо был таким идиотом, представьте, что могло бы быть с моим сыном».

Действительно, трудно представить. Этот рассказанный Дали эпизод с сыном Пикассо разбудил в моей памяти подобный же из жизни моего ныне покойного безумного друга Георгия. Он также в припадке сумасшествия вышел на центральную улицу нашего городка в чем мать родила с огромной церковной иконой в руках и едва не был сбит автомобилями.

Итак, супруги Морз станут отныне рьяными поклонниками таланта Дали, соберут к концу жизни огромную коллекцию работ Мастера, и Морз откроет музей его имени в американском городе Санкт-Петербурге. Они побывают и в Порт-Льигате после войны, чтобы воочию увидеть кадакесские пейзажи, получившие всемирную известность благодаря художнику, и будут помогать Дали во всем на протяжении всей его жизни, и навсегда останутся преданными друзьями.

Но были в их отношениях, если иметь в виду Галу, и некие двусмысленные сложности, о которых, ничтоже сумняшеся, поведал Рейнольд. Случилось это вскоре после знакомства, летом 1943 года. Гала пригласила в отсутствии мужа в номер фешенебельного отеля «Сент-Режи», где они с Дали обычно жили в Нью-Йорке, Рейнольда под предлогом просмотра рисунков. И она действительно показала эротические рисунки Дали, при этом молодой человек был поражен интимными и откровенно сексуальными подробностями графических листов мастера. Гала же, наоборот, была не только не смущена, но и комментировала рисунки, при этом говорила, что ее, Галу, хотел всякий, кто видел. Когда до Морза дошло, куда она клонит, он купил пару рисунков и, не обращая внимания на обещание Галы делать для него скидки в цене на картины мужа, поспешно ретировался. Гала сказала, якобы, ему и о том, что у нее с мужем не более чем деловые отношения, в нормальном смысле они вовсе и не супруги. Очень странное откровение! Если, конечно, Морз искренен. Неужели Гала для Сальвадора была лишь объектом для рукоблудия? Вряд ли. Для такой натуры, как Гала, мужчина нужен постоянно, и какой-никакой секс с мужем был ей необходим. Да и Дали, в неоткровенности которого обвинить трудно, писал и говорил о блаженстве близости с женой. А что касается рогов, то он сам себя величал королем рогоносцев, зная об этой слабости Галы. Так что если Гала и сказала такое Морзу, то это была наверняка уловка.

Примерно то же самое, что и с Рейнольдом Морзом, произошло у Галы с сыном Макса Эрнста, красавцем Джимми. Она была потрясена его сходством с отцом и воспылала к нему еще и в ностальгическом порыве. Джимми, совсем еще молодой человек, также удрал, как и Морз, от ее домогательств. Она ему этого не простила и при очередной встрече обозвала дерьмом и другими нехорошими словами.

Нимфомания Галы, о которой позже будут ходить легенды, с годами действительно возрастала, и она, как хищный и алчный зверь, бросалась на молодую мужскую плоть. Сексуальные пристрастия супругов усугублялись — Дали любил любить издалека, подглядывая и не прикасаясь, что до определенной степени и должно быть свойственно художнику. Помните женщин на полотнах Дега, подсмотренных, по его признаниям, за своими занятиями чуть ли не через замочную скважину? И правда, ни одна женщина не станет вести себя адекватно своей природе, особенно в ванной, если будет знать, что на нее смотрит мужчина. Потребность Галы в молодых мужчинах также вполне объяснима после ее вступления в бальзаковский возраст, который она всячески — с помощью диет, кремов, пластических операций и всего прочего — скрывала. Надо сказать, современники оставили нам не очень лестный портрет нашей героини. Анаис Нин писала в своих дневниках о Гале как эгоистичной, нетерпимой, бесцеремонной женщине, едкой на язык и никому ни в чем не доверяющей. Примерно то же говорят о ней и Морзы, причем Элеонора была поражена полным отсутствием в ней материнских чувств и ее негативным отношением к людям — она буквально в каждом видела потенциального врага либо обманщика. Морзы еще и жаловались, что за картины она заламывала такие цены, каких на тогдашнем американском артрынке не было. Но тут надо сказать, что и художников такого масштаба, как ее муж, в Америке тоже не было.