Сальвадор Дали. Божественный и многоликий

Так оно и есть на самом деле. В микромире полно мистических тайн и загадок. Если в макромире, например, положение и скорость любого тела в любой момент могут быть точно измерены, то место и скорость атомной частицы одновременно вычислены быть не могут. Физик Гейзенберг, которому принадлежит это открытие, назвал его соотношением неопределенностей и сделал вывод, что мир атома недоступен наблюдению, не будучи разрушенным. Картина микрофизических состояний предстает исследователю либо в корпускулярном, либо в волновом обличии. В первом случае познается энергия и скорость объекта наблюдения, во втором — место и время. «Если ставят эксперимент, — говорил Гейзенберг, — который точно показывает, где она (частица) находится в данный момент, то движение нарушается в такой степени, что частицу после этого нельзя найти снова. И наоборот, при точном измерении скорости картина места полностью смазывается». Нильс Бор, автор теории дополнительности, дает и такую формулировку: «Понятия частицы и волны дополняют друг друга и в то же время противоречат друг другу; они являются дополняющими картинами происходящего». И физическим законом провозглашалась не достоверность, а вероятность, не реальность, а возможность, «потенциально существующее».

Эйнштейн был не согласен с этими учеными. Для него постулат о «свободе воли» электрона был неприемлем, потому что колебал священный принцип причинности и взрывал гносеологию изнутри. Война умов длилась четверть века, и Эйнштейн в конце концов вынужден был признать подтвержденные математическими расчетами факты, но все равно величал Нильса Бора играющим в кости божеством и мистиком.

Дали заглядывал, как и мы только что, в книги по ядерной физике, поэтому, конечно, знал строение атома. Его поразило, что вокруг ядра суетятся эти самые частицы, не соприкасаясь. Он с юности исповедовал теорию несоприкосновения тел, терпеть не мог физических контактов ни с кем, кроме Галы (о том же пишет и в романе «Тайные лики»). И то же самое существует в микромире! Мир материальный, оказывается, устроен на духовных началах!

И вот на принципе неприкосновения построена вся композиция «Атомной Леды», архисложнейшая, надо сказать, композиция. Чтобы ее построить, Дали пришлось обратиться за помощью к математику, румынскому князю М. Гике, который и помог рассчитать пропорции.

Здесь впервые, как утверждал художник, море изображено парящим, оно не соприкасается с дном; также не соприкасаются Леда с лебедем и все прочие предметы и элементы картины.

На эту тему будет написана еще не одна работа: «Дематериализация носа Нерона», известная и под названием «Расщепление атома», «Равновесие пера», «Движущийся натюрморт», «Ядерный крест» и другие, а также «Мадонна Порт-Льигата», «Ультамариново-корпускулярное Вознесение», — но в этих и других, написанных на евангельские сюжеты, как бы объединяются темы атомной мистики и христианства, и об этом мы поговорим попозже.

В Америке был показан на выставке 1947 года лишь незавершеный эскиз «Атомной Леды», полностью работа будет завершена уже в Порт-Льигате. В эту картину Дали вложил излишне много кропотливого творческого труда, и это чувствуется в академической сухости деталей, да и лебедь кажется поэтому бутафорским. Лицо Галы, в отличие от тела, не совсем соответствует представлениям об античной красоте; в первом законченном варианте 1948 года Гала изображена блондинкой и без лебедя. Нет предметов на переднем плане и скал на заднем, отчего фигура в целом кажется более гармоничной.

Во второй половине 40-х годов Дали написал много портретов американских толстосумов. Играя безупречной техникой, он перегружал холсты многочисленными деталями, позволяя себе иной раз иронично, иногда подобно Гойе — с едким сарказмом изображать своих богатеньких персонажей. Но они не слишком обижались. Исключением стала княгиня Гурьелли, в действительности никакая не княгиня, а просто Елена Рубинштейн, держательница модного косметического салона. Так вот, ей портрет не понравился (она изображена в виде высеченного в скалах бюста с диадемой в волосах и несколькими ожерельями — в жизни она всегда носила на себе много драгоценностей), зато понравился сам художник, и они подружились. Он посвятит ей не одну страницу в своей книге «Неисповедимая исповедь». Она очень ловко умела воровать чужие дизайнерские идеи, поэтому обычно болтливый Дали старался при ней держать язык за зубами.