Читаем Сальватор полностью

Впрочем, Жибасье казался более заинтересованным, чем Карманьоль, и потому именно он спрашивал, а Карманьоль отвечал.

- Я слушаю, - продолжал Жибасье.

- У вас, дорогой коллега, нет таких склонностей к святой Церкви, как у меня, и потому вы, может быть, не знаете, что все женщины, сдающие стулья внаем, отлично друг друга знают.

- Готов признать, что понятия об этом не имел, - отвечал Жибасье с откровенностью, свойственной сильным людям.

- Так вот, - продолжал Карманьоль, гордый тем, что сообщил нечто новое столь просвещенному человеку, как Жибасье, - эта женщина, сдающая стулья внаем в церкви Сен-Жак...

- Барбетта? - уточнил Жибасье, не желая упустить ни слова из разговора.

- Да, вот именно! Она дружит с женщиной, сдающей стулья внаем в церкви Сен-Сюльпис, и эта ее приятельница живет на улице По-де-Фер.

- Ага! - вскричал Жибасье, ослепленный догадкой.

- Догадались, к чему я клоню?

- Могу только предполагать, предчувствовать, догадываться...

- Так вот, женщина, сдающая стулья внаем в церкви СенСюльпис, служит консьержкой, как я вам только что сказал, в том самом доме, до которого вы вчера ночью "довели" господина Сарранти и где живет его сын, аббат Доминик.

- Продолжайте! - приказал Жибасье, ни за что на свете не желавший упустить ниточку, за которую, как ему казалось, он ухватился.

- Когда господин Жакаль получил нынче утром письмо, в котором вы пересказывали ему вчерашние события, он прежде всего послал за мной и спросил, не знаю ли я кого-нибудь в том доме на улице По-де-Фер. Вы понимаете, дорогой Жибасье, как я обрадовался, когда увидел, что дом охраняет подруга моей приятельницы. Я только кивнул господину Жакалю и побежал к Барбетте. Я знал, что застану у нее Овсюга: в это время он пьет кофе. В общем, я побежал в Виноградный тупик. Овсюг был там.

Я шепнул ему на ухо два слова, он Барбетте - четыре, и та сейчас же побежала к своей подружке, сдающей внаем стулья в церкви Сен-Сюльпис.

- А-а, неплохо, неплохо! - похвалил Жибасье, начиная догадываться о том, куда клонит его собеседник. - Продолжайте, я не пропускаю ни одного вашего слова.

- Итак, нынче утром, в половине девятого, Барбетта отправилась на улицу По-де-Фер. Кажется, я вам сказал, что Овсюг в нескольких словах изложил ей суть дела. И первое, что она заметила, - письмо, просунутое в щель одной из дверей; оно было адресовано господину Доминику Сарранти.

"Хе-хе! Так ваш монах, стало быть, еще не вернулся?" - спросила Барбетта у своей приятельницы.

"Нет, - отвечала та, - я жду его с минуты на минуту".

"Странно, что его так долго нет".

"Разве этих монахов поймешь?.. А почему, собственно, вы им интересуетесь?"

"Да просто потому, что увидела адресованное ему письмо", - ответила Барбетта.

"Его принесли вчера вечером".

"Странно! - продолжала Барбетта. - Похоже, почерк-то женский!"

"Что вы! - возразила другая. - Вот уже пять лет аббат Доминик здесь живет, и за все время я ни разу не видела, чтобы к нему приходила хоть одна женщина".

"Что ни говорите, а...".

"Да нет, нет! Это писал мужчина. Знаете, он меня так напугал!.."

"Неужели он вас обругал, милочка?"

"Нет, слава Богу, пожаловаться не могу. Видите ли, я вздремнула... Открываю глаза - откуда ни возьмись передо мной высокий господин в черном".

"Уж не дьявол ли это был?"

"Нет, тогда бы после его ухода пахло серой... Он меня спросил, не вернулся ли аббат Доминик. "Нет, - сказала я, - пока не возвращался". "Могу вам сообщить, что он будет дома нынче вечером или завтра утром". По-моему, есть чего испугаться!"

"Ну конечно!"

"А-а, - сказала я, - сегодня или завтра? Ну что же, буду рада его видеть". "Он ваш исповедник?" - улыбнулся незнакомец.

"Сударь! Запомните: я не исповедуюсь молодым людям его возраста". "Неужели?.. Будьте добры передать ему... Впрочем, нет! У вас есть перо, бумага и чернила?" - "Еще бы, черт возьми!

Можно было не спрашивать!" Я подала ему то, что он просил, и он написал это письмо. "А теперь дайте чем запечатать!" - "Вот этого-то как раз у нас и нет".

"Неужели и впрямь нет?" - удивилась Барбетта.

"Есть, разумеется. Да с какой стати я буду давать воск и облатки незнакомым людям?"

"Конечно, так можно и разориться".

"Дело не в этом! Как можно не доверять до такой степени, чтобы запечатывать письмо?!"

"Да и кроме того, запечатанное письмо невозможно прочитать после их ухода. Впрочем, - продолжала Барбетта, бросая взгляд на письмо, - почему же оно запечатано?"

"Ах, и не говорите! Он стал шарить в бумажнике... И уж так он искал, так искал, что все-таки нашел старую облатку".

"Вы, стало быть, так и не узнали, что в этом письме?"

"Нет, разумеется. Подумаешь! Я и без того знаю, что господин Доминик его сын, что он будет ждать господина Доминика нынче в полдень в церкви Успения у третьей колонны слева, как входишь в церковь; а в Париже он живет под именем Дюбрея".

"Значит, вы все-таки его прочли?"

"Я в него заглянула... Мне не давала покоя мысль, почему он непременно хотел его запечатать".

В эту минуту зазвонили часы на Сен-Сюльпис.

"Ах-ах! - вскрикнула консьержка с улицы По-де-Фер. - Я совсем забыла!.."

"Что именно?"

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1812. Всё было не так!
1812. Всё было не так!

«Нигде так не врут, как на войне…» – история Наполеонова нашествия еще раз подтвердила эту старую истину: ни одна другая трагедия не была настолько мифологизирована, приукрашена, переписана набело, как Отечественная война 1812 года. Можно ли вообще величать ее Отечественной? Было ли нападение Бонапарта «вероломным», как пыталась доказать наша пропаганда? Собирался ли он «завоевать» и «поработить» Россию – и почему его столь часто встречали как освободителя? Есть ли основания считать Бородинское сражение не то что победой, но хотя бы «ничьей» и почему в обороне на укрепленных позициях мы потеряли гораздо больше людей, чем атакующие французы, хотя, по всем законам войны, должно быть наоборот? Кто на самом деле сжег Москву и стоит ли верить рассказам о французских «грабежах», «бесчинствах» и «зверствах»? Против кого была обращена «дубина народной войны» и кому принадлежат лавры лучших партизан Европы? Правда ли, что русская армия «сломала хребет» Наполеону, и по чьей вине он вырвался из смертельного капкана на Березине, затянув войну еще на полтора долгих и кровавых года? Отвечая на самые «неудобные», запретные и скандальные вопросы, эта сенсационная книга убедительно доказывает: ВСЁ БЫЛО НЕ ТАК!

Георгий Суданов

Военное дело / История / Политика / Образование и наука