Сальватор

В руках прекрасной креолки кинжал не выглядел грозным оружием. Ножны были из золоченого серебра, резная рукоятка инкрустирована драгоценными камнями, и этот шедевр ювелирного искусства напоминал скорее женское украшение, чем смертельное оружие. Но если бы кто-нибудь увидел, как сверкнули глаза г-жи Розан при взгляде на лезвие, он бы испугался и вряд ли бы сумел сказать, что было страшнее: это лезвие или эти глаза.

Осмотрев кинжал так же тщательно, как пистолеты, она положила его на стол, нахмурилась, потом откинулась в кресле, скрестила руки на груди и задумалась.

Вот уже несколько минут она сидела неподвижно, как вдруг услышала знакомые шаги в коридоре, ведущем в ее спальню.

- Это он! - сказала она.

Молниеносным движением она выдвинула ящик, сбросила туда пистолеты и кинжал, заперла ящик, а ключ спрятала в карман пеньюара и торопливо встала, когда Камилл вошел в спальню.

- Вот и я! - сказал он. - Как?! Ты еще не ложилась, милочка?

- Нет, - холодно ответила г-жа де Розан.

- Да ведь уже час ночи, девочка моя дорогая, - заметил Камилл и опустил голову.

- Знаю, - так же холодно и безучастно отозвалась она.

- Ты, стало быть, выходила? - спросил Камилл, сбрасывая плащ на козетку.

- Не выходила, - только и ответила г-жа де Розан.

- Значит, у тебя кто-то был?

- Никого у меня не было.

- И ты до сих пор не спишь?

- Как видите.

- Чем ты занималась?

- Ждала вас.

- Это на тебя непохоже.

- Когда привычки нехороши, их меняют.

- Каким трагичным тоном ты это говоришь! - начиная раздеваться, промолвил Камилл.

Ничего не отвечая, г-жа де Розан снова села в кресло.

- Ты не ложишься? - удивился Камилл.

- Нет, мне необходимо с вами поговорить, - мрачно выговорила креолка.

- Дьявольщина! Должно быть, ты собираешься сообщить нечто грустное, если говоришь таким тоном?

- Очень грустное.

- Что случилось, дорогая? - подходя ближе, спросил Камилл. - Ты нездорова? Получила дурные известия? Что могло произойти?

- Ничего особенного не произошло, - ответила креолка, - если не считать того, что происходит каждый день. Я не получала никаких известий и не больна, в том смысле, как это понимаете вы.

- Тогда что за мрачный вид? - улыбнулся Камилл. - Если, конечно, ты не имеешь в виду нашего бедного друга Лоредана, - прибавил он, пытаясь поцеловать жену.

- Господин Лоредан был не нашим, а вашим другом, и только. Значит, дело не в этом.

- Ну, сдаюсь, - сказал Камилл, бросая фрак на кресло и чувствуя, что разговор на столь мрачную тему совершенно его утомил.

- Камилл! Не заметили ли вы ничего необычного во мне за последнее время? - спросила г-жа де Розан.

- Да нет, - покачал головой Камилл. - Ты, как всегда, обворожительна.

- Вы не обратили внимания на то, как я бледна?

- Климат Парижа очень обманчив! Кстати, я должен тебе кое-что сказать: бледность тебе к лицу. Если я что и заметил, так то, что ты все хорошеешь.

- Разве круги у меня под глазами не наводят вас на мысль о моих бессонных ночах?

- Нет, клянусь! Я решил, что ты стала пользоваться карандашом для бровей, который все больше входит в моду.

- Камилл! Вы либо эгоистичны, либо легкомысленны, бедный мой друг, покачала головой молодая женщина.

И по ее щекам скатились две слезы.

- Ты плачешь, любовь моя? - растерялся Камилл.

- Да взгляни же на меня! - попросила она, подойдя к нему и умоляюще сложив руки. - Я умираю!

- О! - обронил Камилл, поразившись бледностью и жутким выражением лица своей жены. - Бедная ты моя Долорес! Да тебе, похоже, плохо!

Он обхватил ее за талию, сел сам и попытался усадить ее к себе на колени.

Но молодая женщина вырвалась из его объятий и отпрянула, бросив на него гневный взгляд.

- Довольно лгать! - решительно промолвила она. - Я устала, я не в силах молчать и требую объяснений.

- Какое я должен дать тебе объяснение? - спросил Камилл естественным тоном, словно просьба жены его в самом деле удивила.

- Да обыкновенное! Я хочу, чтобы ты объяснил свое поведение с того дня, как ты впервые ступил в особняк Вальженезов.

- Снова твои подозрения! - нетерпеливо воскликнул Камилл. - Я думал, мы покончили с этим вопросом.

- Камилл! Мое доверие к тебе было так же безгранично, как моя любовь. Когда я тебя спросила о твоих отношениях с мадемуазель Сюзанной де Вальженез, ты меня уверил, что вас связывает дружба. И я тебе поверила, потому что любила тебя.

- Ну и что? - спросил американец.

- Погоди, Камилл. Ты поклялся мне в этом четыре месяца назад. Можешь ли ты повторить свою клятву и сегодня?

- Вне всяких сомнений.

- Значит, ты любишь меня, как год назад, в день нашей свадьбы?

- Даже больше, чем год назад, - отвечал Камилл с любезностью, странно противоречившей хмурому выражению лица его жены.

- И не любишь мадемуазель де Вальженез?

- Само собой, дорогая.

- Можешь в этом поклясться?

- Клянусь! - рассмеялся Камилл.

- Нет, не так, не таким тоном; клянись, как положено перед Богом.

- Клянусь перед Богом! - отвечал Камилл, а мы с вами уже знаем, как он относился к любовным клятвам.

- А я перед Богом заявляю, - с глубоким отвращением вскричала креолка, - что ты лицемер и трус, клятвопреступник и предатель!