- Этого добра у меня хватает, - отвечал тот. - Угодно ли госпоже взглянуть?
- Ни к чему, сударь, я полагаюсь на ваш выбор.
- Какого цвета желаете коляску?
- Все равно.
- На сколько человек?
- На двоих.
- Госпоже угодно иметь экипаж покрепче?
- Это не имеет значения.
- Путь предстоит дальний?
- Нет. Шестьдесят лье.
- Может быть, госпожа торопится прибыть к месту назначения?
- Да, очень тороплюсь, - кивнула креолка.
- Тогда вам нужна легкая коляска, - продолжал торговец, - у меня как раз есть то, что вам подойдет.
- Хорошо. А где взять лошадей?
- На почтовой станции, мадам, - сказал каретник, усмехнувшись про себя вопросу г-жи де Розан.
- Вы можете за ними послать?
- Да, мадам.
- И доставить запряженный экипаж к моему дому?
- Разумеется, мадам. К которому часу прикажете подать?
Тут г-жа де Розан на минуту задумалась. Свидание или, вернее, отъезд Сюзанны и Камилла был назначен на три часа. Надо было выехать спустя час или хотя бы через полчаса после них.
- В половине четвертого, - приказала она, передавая каретнику свою карточку.
Она пошла было прочь, когда тот ее окликнул:
- Надо бы уладить еще один вопрос.
- Какой? - удивилась креолка.
- Сторговаться бы надо! - расхохотался торговец.
- Я не намерена с вами торговаться, господин каретник, - возразила гордая креолка, доставая из кармана бумажник. - Сколько я вам должна?
- Две тысячи франков, - отвечал каретник. - Будьте уверены, вы получите отличную коляску - элегантную, легкую и надежную.
- Возьмите сколько нужно, - предложила креолка, протягивая бумажник.
Торговец взял два тысячефранковых билета и стал униженно кланяться, как свойственно всем торговцам, одурачившим покупателя.
- Ровно в половине четвертого, - выходя от каретника, предупредила креолка.
- Ровно в половине четвертого, - повторил каретник, поклонившись до самой земли.
Вернувшись домой, г-жа де Розан застала Камилла, он ожидал ее к обеду.
- Ходила за покупками, душенька? - целуя ее, спросил он.
- Да, - ответила креолка.
- Для нашего путешествия?
- Для нашего путешествия, - подтвердила она.
За обедом Камилл острил и, развлекая жену, употребил все хлопушки, имевшиеся в его арсенале. Креолка пыталась улыбнуться, но при этом дважды или трижды судорожно схватилась за столовый нож, глядя на мужа. Тот ничего не замечал.
После обеда - было около половины третьего - Камилл вдруг встал и сказал:
- Поеду-ка в Булонский лес!
- К ужину не вернешься? - спросила г-жа де Розан.
- Мы поздно обедали, - заметил Камилл. - Но если хочешь, дорогая, мы поужинаем, только попозже. И сделаем это в твоей спальне, - прибавил он вкрадчиво, - пусть это будет воспоминанием о прекрасных ночах в Луизиане.
- Хорошо, Камилл, давай поужинаем, - мрачно проговорила креолка.
- До вечера, любовь моя! - попрощался креолец, вложив в свой поцелуй всю страсть, так что г-жа де Розан невольно вздрогнула.
Женщина редко ошибается относительно истинного значения поцелуя. Г-жа де Розан вообразила на мгновение, что еще любима, и испытала дикую радость: он умрет, оплакивая ее!
Она вернулась к себе в спальню, побросала кое-какие вещи в сумку, потом достала из ящика пистолеты и кинжал.
- Ах, Камилл, Камилл! - глухо пробормотала она, поглядывая на кинжал и сверкая глазами. - В меня вселился дух мести, и некогда укоротить ему крылья! Если бы я и захотела тебя спасти - слишком поздно! Голос, повелевающий мне: "Нанеси удар!" - через несколько часов скажет тебе: "Искупи свою вину!"
О, Камилл! Я так тебя любила и еще люблю! Но, увы, более сильная воля, чем моя, повелевает мне за себя отомстить! Сам знаешь, я тебя предупреждала и хотела защитить от своего справедливого гнева! Я говорила тебе: "Уедем! Вернемся под родные небеса! У первого же придорожного дерева мы вновь обретем нашу цветущую любовь!" - но ты не захотел слушать, ты решил от меня сбежать, обманув меня. О, Камилл, Камилл!
Я должна была родшься мужчиной, потому что чувствую, как закипает в моих венах кровь при мысли о мести, и, как римлянин, я проклинаю с любовью в душе!
В эту минуту вошла камеристка и доложила, что к отъезду все готово.
- Хорошо, - коротко отозвалась креолка, вкладывая кинжал в ножны и пряча его в карман.
Она сложила на груди руки и взмолилась:
- Господь всемогущий, дай мне силы довести мою месть до конца!
Она завернулась в широкий плащ и, обратившись к камеристке, уронила единственное слово:
- Едем!
Креолка решительно прошлась по комнатам, окинув прощальным взглядом мебель, картины и разнообразные предметы - свидетелей первых и последних часов ее любви.
Она сбежала по лестнице и очутилась во дворе, где били копытом лошади, запряженные в почтовую карету.
- Тройные прогонные, если поедете в три раза быстрее, - садясь в коляску, пообещала она форейтору.
Карета вылетела из главных ворот особняка: форейтор хотел честно заработать свои деньги.
Не станем рассказывать о путевых впечатлениях креолки.