Сам без оружия

Костыль уложил его в кровать, велел Анютке покликать подружку Зинку — такую же молоденькую уличную, но чистую, работавшую только с господами — и сунул ее под бок Григорию.

— Стереги, милуй, чтобы был доволен, — погрозил он Зинке пальцем и вышел из спальни.

Так Григорий провел целый день. Зинка приказ исполнила в точности, ублажала Скорина, кормила, поила, а под вечер отвела в баньку, где вместе с Анюткой пропарила хорошенько.

Потом Костыль усадил его за стол и спросил, что тот намерен делать дальше. Как судьбу ломать, чем руки занять? Скорин подумал и ответил, что намерен уехать, пока легавые в столице его ищут. Но прежде отомстить япошкам, которые едва не свели его в могилу, хотя он не раз выручал их. Подлые люди должны ответить за зло.

Костыль долго молчал, потом вздохнул. Такого парня, как сын Паши-Гуся, он бы пристроил к делу. Забрал бы под себя других деловых да навел порядок в квартале. Но раз тот хочет слинять — дай ему бог легкой дороги. И в мести помочь надо, дело верное и благое.

Выспрашивать, что да как Григорий намерен делать, он не стал. Отрядил в его распоряжение Николу-Морду и пообещал помочь, чем сможет.

На следующее утро Скорин на подаренной бричке в сопровождении Николы поехал в гостиницу, где не застал никого. Зинштейн с группой уехал к порту снимать очередные эпизоды, а Щепкина и его людей просто не было. Скорин завернул в трактир перекусить и выпить, а заодно подумать, как именно он будет мстить японцам за предательство. Но пока ничего путного в голову не лезло. И он решил поехать в порт. Посмотреть, как идут съемки. Может, там что надумает.

На полпути бричка пересеклась с пролеткой, и Скорин с удивлением обнаружил в ней Гоглидзе и Брауна. Недолго думая, он свистнул так, как учили его в детстве отец и дядя. От такого свиста у лошадей закладывало уши и они приседали от страха. Как и люди.

Но Гоглидзе и Браун не присели. И на веселые слова Скорина не отреагировали. Через минуту Григорий знал почему. Весть о том, что натворили японцы, заставила его мрачно улыбнуться. Как все вышло-то ладно. И легавые там, и япошки. Разом можно заплатить всем по счетам. И думать долго нечего.

— Показывай дорогу, Георгий Дмитриевич, — принял решение Скорин. — Мы за вами.

— Там могут стрелять, — предупредил Гоглидзе.

— Ништо. Мы тоже умеем. Поехали!

Пролетка и бричка сорвались с места и помчались по улице, заставляя прохожих с удивлением смотреть на эти скачки, а детвору отчаянно свистеть.

Услышав выстрелы, Щепкин довольно улыбнулся. Жив поручик и уже начал прорыв. Пора его поддержать. Капитан хотел было встать со скамейки, но расслышал шаги за дверью и чей-то жесткий голос:

— Этого русского вниз! И быстрее!

Щепкин сел обратно, привалился к стене и поник головой. По срокам яд должен был уже начать действовать, можно и сыграть слабость.

Дверь открылась, внутрь заглянул один из помощников Идзуми. Внимательно посмотрел на Щепкина, подошел ближе, толкнул в плечо. Капитан застонал, стал падать вбок. Японец подхватил его, ударил по щеке.

— Рёсьа. Стань!

Щепкин сделал вид, что очнулся, опять застонал. Японец попробовал его поднять, но понял, что один не сладит. Он отошел к двери, хотел позвать кого-то. Но услышал слабый шорох за спиной. А потом мощный удар чуть выше поясницы выбил из него дух и бросил на стену. Сильные руки сдавили шею, нащупали сонную артерию.

Руки и ноги разом отнялись, японец попробовал крикнуть, но из пережатого горла вырвался сдавленный сип.

Щепкин быстро обыскал убитого, нашел револьвер наган и несколько патронов в карманах. Отбросил труп в сторону, выглянул в коридор. Пусто. Он осторожно прошел к лестнице, выглянул в окно. Внизу несколько экипажей, под навесом у сарая автомобиль. Возле него два японца. Идзуми, Дианы и Акины нигде не видно. Белкина тоже. Но внизу шум, беготня, значит, поручик на свободе. И он будет искать своего командира. Надо спешить.

— Рёсьа! Сюко! — вдруг завопил кто-то снаружи.

И тут же ударили вразнобой несколько стволов. Им ответили. На первом этаже кто-то застучал каблуками.

«Русские, там!» — это крикнул японец. Подмога пришла? Ну, если Гоглидзе приехал, да не один — совсем другой расклад. Можно жить!

Щепкин бросился к лестнице, держа револьвер наготове.

Большой двухэтажный дом Гоглидзе увидел издалека. И направил пролетку по дороге прямо к нему. Следом спешила бричка Скорина. Они миновали чахлый кустарник и выскочили к невысокой насыпи, возле которой лежали бревна.

К дому примыкал сарай, а рядом с ним был навес, под которым стоял автомобиль «Руссо-Балт» двадцать четвертой модели. Чуть в стороне были экипажи.

У экипажей ротмистр увидел японцев. Кто-то из них заметил пролетку и что-то крикнул. Почти сразу японцы открыли стрельбу. Пули засвистели рядом с пролеткой, и Гоглидзе, выругавшись, крикнул:

— Прыгаем! Джек, за бревна!

Дважды просить Брауна не пришлось. Тот соскочил с подножки, упал, перекатился, вскочил на четвереньки и добежал до насыпи. Гоглидзе последовал за ним.

Скорин тоже услышал пение пуль и резко остановил бричку.

— Никола, слезай!