Сам без оружия

— Не смейтесь, Витольди! — возразил патлатый. — Будущее за массовым синема. И только на фоне этой массы станут заметны настоящие мастера, гении и таланты новой эпохи! Синема отодвинет театр на второй план, сделает его уделом избранных. Однако массы изменят театру и уйдут в зрительные залы наблюдать за воплощением жизни на экране!

— Сереженька, вы обрекаете нас на трагедию? — ахнула красивая молодая женщина, одаривая оратора восторженным взглядом.

— Нет, Диана! Я обрекаю нас на славу! Мы первые, и именно мы будем задавать…

— Стандэрдс… — подсказал розоволицый здоровяк с сигарой во рту.

— Благодарю, Джек! Да, мы будем задавать стандарты. На нас будут равняться…

— Я видел эту даму в Москве на вокзале, — заметил Кинджиро. — Она и ее спутник отправляли телеграммы и покупали газеты.

— Господин Зинштейн готовится к съемкам нового фильма. Да, я читал, — сказал Идзуми. — Синема — хлопотное дело, однако этот юноша прав. Синема — новая сила в мире. Сила пропаганды, а ее нельзя недооценивать. Горо, напомните мне, пожалуйста, по возвращении домой обратить внимание на синема. Это относится к культуре, а вы советник по культуре.

Идзуми улыбнулся. Должность советника по культуре в посольстве издавна была закреплена за разведкой.

Горо склонил голову.

— Друзья, предлагаю выпить за наш успех и за нашего гения синема Сергея Михайловича Зинштейна! — громко провозгласил высокий красавец явно южнорусской крови. — Ура!

— Ура! — закричали все, кто сидел за столом, а здоровяк с сигарой крикнул. — Виват!

— Они на подозрении у вас, Иоши? — задал вопрос Идзуми.

Кинджиро посмотрел на компанию русских, на смеющихся женщин, на целующих их в щеки мужчин, на поднятые бокалы, помедлил и покачал головой.

— Не больше, чем остальные пассажиры. Я по-прежнему убежден, что нас сопровождают. Но кто именно — пока неизвестно.

— Предусмотрительно. Но эскапады актеров не должны восприниматься как угроза. Даже если они полезут к вам целоваться. Иначе мы навлечем на себя гнев. Впрочем… — Идзуми улыбнулся, — поцелуи русских женщин не должны вас раздражать, Иоши!

— Извините, Идзуми-сама, — почтительно возразил Кинджиро. — Как вам известно, я женат. И люблю свою жену.

— Да-да… Ваша жена ждет вас во Владивостоке. И вы, наконец, с ней увидитесь.

Кинджиро склонил голову, благодаря за теплые слова. И бросил еще один взгляд на русских.

…Гулянка затянулась до полуночи, и только после двенадцати все неохотно разошлись небольшими группками. Щепкин специально досидел до конца, заплатил по счету, дал щедрые чаевые и неторопливо пошел к себе.

За этот вечер он здорово устал, успевая и подливать, и говорить тосты, и растягивать губы в приторной улыбке. А пуще того постоянно следить за сидевшими в углу японцами, не показывая, конечно, вида.

Он в который раз пожалел, что так и не успел научиться читать по губам, иначе бы понял, о чем говорили дипломаты. Понять что-либо по выражению лиц невозможно, японцы почти не показывали эмоций. Знай себе попивали чай, кланялись друг другу и шипели сквозь стиснутые зубы.

«Они отнюдь не дураки, — подумал он, наблюдая за их столиком. — Наверняка понимают, что за похищенными документами будет охота. Что русские могут пойти на крайние меры. Но, поди ж ты, гоняют чаи и в ус не дуют. Или документы не у них?»

От этой догадки Щепкину становилось нехорошо. Столько сил и средств — и все напрасно? Не может быть. Завтра, завтра станет известно, стоила ли игра свеч. Сработал бы план.

Капитан заперся в купе, наскоро принял душ и лег на кровать. Но сон не шел. В голове роились мысли, спешили, наскакивали друга на друга. В конце концов, Щепкин стал проваливаться в забытье и уже засыпая подумал, куда же ушла Диана. Она хотела что-то узнать о попутчиках. Но почему именно сейчас?..

4

Утром после завтрака Белкин и Гоглидзе пришли в купе Щепкина. Лица слегка помятые, глаза покрасневшие. Поручик позевывал, ротмистр потирал щеки.

— Не смотри так, командир, — зевнул Белкин. — Мы в поте лица трудились, сведения добывали.

— Каким, позвольте спросить, образом? — усмехнулся капитан.

— Всяким. Я, например, спаивал помощника режиссера Леонида и американца. Он ведь тоже в разработке. А пьет, как лошадь с этикетки его бурбона.

— Лошадь столько не выпьет.

— Зато Джек пить горазд. Но, сволочь, не спивается! Зато другим подливает. Вот Ленечку и споил. Тот, видишь, на Диану стал неровно дышать, все ручку норовил поцеловать, на ушко шепнуть.

— Ого! А ведь юнец юнцом! — Щепкин потянулся к термосу с чаем. — Вон как его забрало!

— Не, мне бы кофе, — заметил жест командира поручик. — Но мальчик остался ни с чем. Диана одарила вниманием и улыбками нашего гения синема. Правда, тот весь в работе, что-то чиркал в блокноте, под нос гудел. Диана его увела колыбельную спеть.

Белкин перехватил задумчивый взгляд Щепкина, вымученно улыбнулся.

— Думаю, больше, чем на сестринский поцелуй в лобик, Зинштейну рассчитывать не приходилось.