Сам я родом из СССР. Воспоминания о себе любимом

Уже начало светать, а я никак ума не приложу, куда подевался мой штык-нож. Кто мог его выкрасть. Если пошутили, это одно, а вдруг сейчас бандит какой – ни будь с моим ножом по ночному городу шастает. И потом, скоро поднимутся солдаты, увидят, что нет штыка, они же засмеют меня. Позор то какой.! В казарме стало светло, хоть вышивай, а я убитый горем тихо ходил по рядам коек с надеждой увидеть своё оружие у какого ни будь солдата. Шутников много. Встал среди ночи, чтобы сходить по малой нужде, увидел, сплю, ну и воспользовался этим. Но нет, не тут-то было. Нигде не видать моего штыка. Уже подходил к последней койке, где спал офицер (пора было уже его будить). Смотрю, карман его брюк оттопырился, и мой штык-нож торчит из него наполовину эбонитовой рукоятки. Вот это удача! «Ну, – думаю про Старцева, – бестия какая. Спёр нож у меня». Я тихонько потянул штык за рукоятку, он легко, как по маслу, вылез из кармана. Вставляю штык в ножны и вижу, что офицерская портупея выбилась из-под подушки. Она упала бы на пол, но кобура застряла между металлических прутов ограждения койки, застряла таким образом, что открыть замок кобуры не составляла большого труда. Я положил пистолет себе в карман, растормошил офицера и сам быстрее к тумбочке, чтобы меньше было подозрения. Очевидно, Старцев заспал события прошедшей ночи. Он вскочил, нахлобучил на себя фуражку, на ходу схватил свою портупею и вон наружу. Мне пришлось придержать входную дверь, чтобы не хлопнула, – так быстро выскочил дежурный по части. Прошло какое-то время, дверь чуть приоткрылась, и Старцев пальцем поманил меня в коридор. Когда я вышел, капитан был белее полотна. Он протянул руку, попросил пистолет и тихо сказал:

–Ничья. Фифти – фифти.

Никто и никогда об этом не узнал, и вот только сейчас я обнародовал этот курьёз. Вообще наша жизнь состоит из сплошных курьёзов. Если убрать немногочисленный ряд нормальных событий, то наша жизнь – сплошной курьёз.

Ждали министерскую проверку, готовились к ней как полагается. Наш старшина был в отпуске, и его заменял старшина из штаба некто Шишкин. Он был огромного роста, и носил не ботинки, а чемодана. До того был неуклюж, ну просто сохрани и помилуй. Но не любили мы его не за это. Он отменил наше пение во время вечерней прогулки, нажимал больше на строевую, которая нам днём надоедала как горькая редька. Между строевой муштрой он делал небольшие перерывы, в которых репетировал с нами приветствие генералу, который со дня на день должен приехать. Старшина кричал своим трубным голосом:

–Здравствуйте, товарищи солдаты!

А мы должны были отвечать:

–Здравия желаем товарищ генерал!

Чего добивался от нас старшина Шишкин мы так и не поняли. Приветствие звучало нормально, однако старшина заставлял и заставлял горланить заученную фразу. Нам это всё остоп….ло, и мы начали вставлять в приветствие разные штучки типа: «Знаем дорогу на кухню!» Половина солдат кричали слова приветствия, а половина – вот такие штучки-дрючки. До сих пор не знаю, кто отрепетировал следующее действие. Старшина, значит, кричит приветственные слова генерала, а мы набрали полные груди воздуха и должны были ответить, но все остальные по чьей-то команде промолчали, а я крикнул во всю мощь такую штучку-дрючку:

–Старшина, пошёл ты на х…!

Тишина воцарилась гробовая, как на луне. Тут старшина пришёл в себя и скомандывал:

–Кто это сказал два шага вперёд!

Вся рота, не сговариваясь, шлёп, шлёп сапогами и вышла вперёд.

Старшина так и не узнал правды. Я остался без наказания в отличие от случая «на гражданке». Нам студентам – баянистам было задание выучить «Марш молодёжи мира» А, Новикова и исполнить его на первомайской демонстрации, когда мы будем проходить площадь перед трибунами. Так как это дело подневольное, то не все ребята с желанием отнеслись к задаче. Нет, мы все хорошо выучили свои партии, великолепно отрепетировали марш, но посчитали, что только благодарить Партию и Правительство просто не за что, надо показать какой-то кукиш. Среди музыкантов-инструментальщиков бытует ругательство матом, но на инструменте, на языке музыкантов: «До-ре-ми-до-ре-до».В переводе на общепринятый язык обозначает «А пошёл ты на х..!». Нас пятеро (из двадцати) втихаря договорились в определённый момент сыпануть по клавишам матом, но, чтобы это не было так откровенно, договорились играть в разных тональностях, но октавами: один играл в ре-мажоре, я в до-диез мажоре и т.д. Приближаемся к трибуне, играем марш. Тут к микрофону на трибуне подошёл начальник областного управления культуры, дождавшись, когда закончится марш, приветствовал работников искусство. В этот момент и прозвучал наш кукиш. Директор училища, шедший впереди, умудрился как-то вычислить нас, и после праздников на доске объявлений появился его приказ, лишающий нас пятерых стипендии до конца учебного года. Хорошо, что не до конца учёбы. Вот был бы смех.