Сам себе князь

Ник сходил в музей истории кланов, но его род оказался недостаточно древним, чтобы оставить в нем свой след. А может быть, о его существовании не принято было вспоминать, хотя прямого запрета Ник не обнаружил.

Но много ли экспонатов в принципе может остаться после колебателя тверди, который давит всех своих врагов, превращая их в кашу?

Ник сходил в политехнический музей, тут уже просто из интереса, и завис в нем на целый день.

Он вообще частенько задумывался о том, что могла бы сотворить человеческая мысль и каких высот она могла бы достичь, если бы ее не сковывали ограничения Силы.

И тех, кто этими силами владел.

Ведь, по сути, значительная часть изобретений была направлена на то, чтобы повторить достижения аристократов, лордов и мастеров, но без использования магии, которой те владели. Чтобы Сила была доступна любому человеку, чтобы грамотный оператор мог встать вровень если не с наследником, то хотя бы с рядовым клановым бойцом.

Поскольку сами кланы были в этом, мягко говоря, не заинтересованы, они тормозили прогресс, как могли. То же огнестрельное оружие изобретали несколько раз на протяжении почти двух веков, и только когда аристократы поняли, что этого джинна в бутылке не удержать, они первыми бросились переоснащать свои армии.

А если уйти от этой вечной борьбы кланов, которая к двадцать первому веку переросла в противостояние империй, и если бы направить всю эту энергию в мирное русло, человечество к этому времени наверняка победило бы и болезни, и голод, и, быть может, уже замахнулось бы на исследование космоса, наконец-то выйдя за пределы орбиты…

Ник вспомнил один из разговоров с дедом, еще до того, как они оказались в России и встретили отца Ника.

— Говоря по правде, — сказал Ломтев. — Я не вижу хороших перспектив для вашего мира. Если брать в целом, то человечеству здесь придется очень хреново, и я не знаю, как эту ситуацию можно исправить в принципе.

— Почему? — спросил тогда Ник.

— История человечества — это история войн, — сказал Ломтев. — Считается, что по мере взросления цивилизации эта тенденция должна сойти на нет, но это брехня. С развитием цивилизации войны никуда не исчезают, напротив, они становятся более масштабными, жестокими и кровавыми. В моем мире в прошлом веке случилась война, которая унесла десятки миллионов жизней, и в той или иной степени затронула почти все континенты. И что ты думаешь, человечество сделало из этого какие-то выводы, типа никогда больше?

— Не сделало?

— Ну, какие-то сделало, — сказал Ломтев. — Само слово «война» на какое-то время оказалось… не в тренде. Боевые действия стали называть по-другому. Антитеррористическая операция, принуждение к миру, восстановление суверенитета… Миллионами больше не убивают, но вполне возможно, что это только вопрос времени. Средства для подобной войны в моем мире есть.

— А из-за чего началась та большая война? — поинтересовался Ник.

— Причин, как обычно, набралось много, и одной из них была теория расового превосходства, — сказал Ломтев. — И заметь, что это случилось в моем мире, в мире, где нет аристократии в вашем понимании этого термина, и никто не владеет силами, и в принципе люди друг от друга отличаются не так уж сильно. В основном, цветом кожи и разрезом глаз.

— У нас, между прочим, такой войны не было, — сказал Ник.

— Если к числу погибших в вашей мировой войне добавить количество тех, кто пал в так называемых локальных конфликтах, то за двадцатый век примерно то на то и выйдет, — сказал Ломтев. — Но здесь, как по мне, ситуация хуже и будет ухудшаться и дальше.

— То есть позитивного сценария ты и вовсе не видишь?

— Нет, — сказал Ломтев. — Исключительно негативные, и то, что сейчас происходит в мире, и то, что происходило во времена моего первого… включения в повестку дня, не дает мне повода сомневаться в моем видении. Войны обычно происходят из-за неравенства, экономического, политического, какого угодно. А люди в вашем мире слишком уж неравны. Огромный разрыв между аристократами и простолюдинами…

— Существует достаточно давно, и его пытаются сократить.

— Ничего не выйдет, — сказал Ломтев. — Простолюдин, как бы богат и влиятелен он ни был, в этом мире никогда не сравнится с аристократом даже чисто по физическим параметрам. Социальный лифт, работающий исключительно через стихийный дар, который в подавляющем большинстве случаев наследуется внутри ограниченной группировки лиц, это, в общем-то, и не социальный лифт. И большая часть так называемых простолюдинов, которые неожиданно получили Силу, а вместе с ней и титул и какое-то положение в обществе, на самом деле является бастардами аристократов. Или потомками бастардов. И в количественном отношении эта цифра ничтожна и не может повлиять на общие расклады.

— А у вас этого, значит, не было?

— Нет, — сказал Ломтев. — Что не мешало нам всю дорогу воевать друг с другом. Но в вашем мире политические и экономические предпосылки для войн отягощаются тем, что, по факту, на Земле живут два вида существ, и один из них изначально ставит себя выше другого. Волки и овцы никогда не смогут договориться.