Сама невинность

Эльф медленно разоблачилась, отдала Аиде одежду и осталась было в камизе, но, осмелев, стащила и ее, заколола косу на затылке и ступила в чан. Еще не успевшая остыть вода доходила ей до шеи, и девушка вздохнула от удовольствия. Но Аида так и не дала ей понежиться, велела встать на табурет и вручила намыленную тряпочку.

– А волосы? – вспомнила она.

– Я вымыла их перед свадьбой, так что можно подождать несколько дней, Аида. Кроме того, уже поздно, и не могу же я лечь в постель с мокрой головой!

Старушка рассмеялась:

– Будь я женой этого великана с добрыми глазами, тоже немедля помчалась бы в постель! Ха!

– Принеси чистую камизу, – попросила Эльф, чувствуя, как кровь бросилась в лицо при этой непристойной реплике.

– Что? Ты станешь спать в камизе рядом с таким чудесным мужем? – Аида вздохнула. – Что же, потребуется время, чтобы выбить из тебя чрезмерную скромность.

Она пошаркала в спальню, чтобы принести требуемое, а когда вернулась, Эльф уже стояла у очага, тщательно растираясь: после теплой ванны воздух в комнате казался ледяным. Одевшись, девушка пожелала няне спокойной ночи.

– Пусть Вилла спит с тобой, – добавила она и, направившись в спальню, закрыла за собой дверь.

Сев на табурет у огня, она расплела толстую косу и взяла щетку из кабаньей щетины. Но тут муж сжал ее руку.

– Позволь мне, – прошептал он.

– Я думала, ты спишь, – тихо сказала она.

– Грел постель в ожидании тебя, – пояснил он, принимаясь водить щеткой по ее длинным волосам, пока волосы не заблестели, как дорогой византийский шелк.

Девушка успокоилась, расслабилась и едва не задремала, но тут он тихо заметил:

– Твои волосы так прекрасны. Ты настоящая красавица, малышка!

Слегка повернувшись, Эльф попыталась взять у него щетку. Их губы были близко, так близко, что Эльф едва не лишилась сознания. Глаза их встретились, и ей показалось, что она вот-вот растает под его огненным взором. Немного придя в себя, она отобрала у него щетку с ручкой грушевого дерева и опустила голову.

– Мне нужно заплести косу.

– Конечно, – кивнул он, вставая. За дверью слышались голоса слуг, выносивших чан.

– Я подумал, – начал Ранульф, – что, если мы пробьем сток в полу и отверстие в чане, которое можно будет заткнуть затычкой? Тогда чан будет легко осушить и выкатить в кладовую.

– Чудесная идея! – воскликнула Эльф, приведя волосы в порядок. – Ты так умен, Ранульф!

Она встала у постели на колени, и, к радости девушки, муж последовал ее» примеру. Они помолились и легли. Он сразу же взял ее руку, но сегодня Эльф уже не боялась его. Кажется, настоятельница была права, сказав, что планы Господни относительно Элинор де Монфор изменились. Очевидно, Он послал ей хорошего человека, и она должна сделать все, чтобы стать ему достойной женой.

– Ты все знаешь обо мне, Ранульф, а я о тебе – ничего, – посетовала она. – Расскажешь о себе?

– Тут и рассказывать почти нечего. Мой отец, Симон де Гланвиль, владел землями в Нормандии. Он погиб в Святой Земле, и мать отослала меня на воспитание к королю Генриху, а потом снова вышла замуж. Отчим прибрал к рукам мои владения. Когда я достаточно повзрослел, чтобы понять, как меня ограбили, сразу же направился в Нормандию, намереваясь получить свое наследство. В то время мне было шестнадцать. Но отчим заявил, что брак между отцом и матерью не был законным и, поскольку у Гланвилей не было других наследников, земли перешли к ней, а от нее – к нему. Тогда у меня не было ни богатства, ни влияния, чтобы опровергнуть ложь.

– Но что сказала твоя мать? – допытывалась Эльф. – Ведь этим он обесчестил и ее, и ее родных!

– Мать была единственным ребенком престарелых родителей, к тому времени скончавшихся. Ее некому было защитить, и она умоляла меня молчать, утверждая, что муж поклялся сохранить в тайне ее позор и незаконность моего рождения, если я смирюсь со случившимся. Но, даю слово, во всех его утверждениях не было ни капли правды. Бабка со стороны матери была еще жива, когда меня в семь лет отсылали ко двору короля Генриха. Материнский род был хотя и бедным, но древним, и для отца было огромной честью получить жену из такой семьи. «Он взял ее без приданого, только ради славного имени», – с гордостью твердила бабка. Вряд ли она стала бы так радоваться, будь моя мать всего лишь наложницей, а я – бастардом. Отец всегда представлял меня крестьянам как их маленького господина, а они приветствовали меня поклонами. Тогда мне было только пять лет, но я все прекрасно помню. Вскоре отец отправился в Святую Землю.