Сама виновата

Ирина посмотрела в зал. Кислые, насупленные лица. Интересно, сколько завтра жалоб на нее полетит во все инстанции? А может быть, и нет… Утро вечера мудренее, догадаются ребятки, что если фигура Пахомова слетит с пьедестала, то освободится место для другого, которое надо вовремя занять, а не мстить тому, кто тебе его расчистил.

Но это будет завтра, а сегодня публика в зале полна сословного негодования.

Подумав немного, Ирина решила допрос матери проводить тоже в закрытом режиме. Хоть немного ей полегче будет.

* * *

После выступления в суде Полина была как пьяная. Смутно помнила, как люди подходили к ней, кидали: «Мразь», – и кое-что похуже, но быстро подскочил парень с раскосыми глазами, сказал: «Спокойно, граждане, расходимся», – и вокруг нее чудесным образом возникло пустое пространство. Как сквозь сон, она слушала показания свидетельницы про Таню и думала, что все тайное рано или поздно становится явным. Девочки давно нет и как будто не было, ее маму запугали до полусмерти, все хвосты подчистили, а живут в глухой деревне милиционер с женой, которые в нужный момент встанут на защиту правды.

Потом судья приказала покинуть зал, и молодой человек отвел Полину в пирожковую и взял ей сладкий чай и огромную булку, так упоительно пахнущую свежеиспеченным тестом, что Полина тут же вцепилась в нее зубами.

– До конца будете? – спросил он, жадно уписывая такую же булочку. Сахарная пудра сыпалась ему на воротник.

– А вы?

– Могу отвезти вас домой, но хотелось бы остаться.

– Мне тоже. Я подожгла этот бикфордов шнур, так интересно, рванет – не рванет.

– Зная Олю, уверяю вас, что рванет.

– Хорошо.

– Вы это… – парень потупился, – не переживайте о том, что было. Вина, все такое… Это не ваш случай.

– Да?

– Вы были маленькая. Бывает, за дитем недоглядят, и он схватится за горячую сковородку, так не он же в этом виноват.

– Но шрамы-то остаются у ребенка.

– Они заживают со временем. Вот мне недавно нос своротили, думал, урод останусь, а прошел месяц, и сейчас уже не заметно совсем.

– Вообще-то заметно.

– Да? – не расстроился опер. – Ладно, неудачный пример.

– Вы не волнуйтесь за меня, я в порядке.

– Ешьте тогда булочку.

Полина улыбнулась и вдруг очень отчетливо вспомнила, как перед школой ходила с папой к глазному врачу, и когда выяснилось, что капли для проверки зрения можно капать только после еды, они отправились в точно такую же пирожковую и ели там сосиски в тесте, еду, строго запрещаемую мамой, а потом папа еще купил ей лимонад «Золотистый». Капли действовали целых два дня, все расплывалось перед глазами, но главный ужас состоял в том, что невозможно было читать, а это представлялось маленькой Полине хуже смерти. Кажется, папа тогда прогулял работу, чтобы весь день читать ей вслух…

Полина вышла из кафе и побрела по набережной в поисках телефонного автомата. Скорее всего, папа не захочет ее знать после такого долгого перерыва. Естественно, пока дочь была на коне, то отец не нужен, а как попала в беду, так сразу примчалась: «Папа, спаси!»

Что ж, она это заслужила. Еще много лет назад, когда слушала липкие от патетики речи Пахомова, что отец предал их с мамой, а благородные люди не должны прощать такое. Ах, как жадно она глотала эту наживку, как соглашалась с каждым словом замечательного Василия Матвеевича!

Но и папа заслужил узнать о сегодняшнем выступлении дочки от нее самой, а не от доброжелателей.

В первом телефоне была с мясом оторвана трубка, а второй работал, хотя и слегка пованивал.

– Да. – Она так давно не слышала папин голос, что с трудом узнала его.

– Это Полина.

– Ох, доченька, как я рад тебя слышать!

– Правда?

– Ну конечно.

Она всхлипывала в трубку, не зная, что сказать.

Они думали, что опоздают, но закрытый допрос все продолжался.

В коридоре было почти пусто, только на банкетке сидела соседка Фельдмана.

Полина устроилась рядом. Женщина достала из кармана карамельку, Полина обычно такие не ела, а тут взяла, с трудом отлепила фантик и положила конфетку в рот. Оказалось похоже на камешек с острыми углами. Соседка сказала, что вдова демонстративно покинула здание, заявив, что не желает участвовать в этом безобразном судилище, а вслед за нею потихоньку расползлись и приспешники. Журналисты тоже подрассосались, понимая, что такой материал им никто не даст напечатать, и вообще лучше держаться подальше от этой скользкой темы. Только самые отважные курят во дворике.

– А ваши родители знали? – спросила женщина.

Полина отрицательно покачала головой.

– И не догадывались?

– Мама радовалась, что я тяготею ко взрослым, значит, не попаду в дурную компанию, иронично, не правда ли? А папа… Папа тоже не знал.

– Тогда им лучше и дальше ничего не знать, потому что иначе придет такое чувство вины, которое их просто убьет.

– А как же мои показания?