Самадхи

Мозг плавился в агонии. Я смотрела по сторонам, но мир оставался серо-белым, не давая никаких подсказок к победе. Как мне победить?!

Поняв, что идей всё равно никаких, я побежала ко второму выходу из кухни. Однако парадная дверь оказалась закрыта.

Кунг-Фуд рассмеялся, когда я дёрнула ручку несколько раз и развернулась к акуме, смотря на одержимого. Повар не выглядел довольным или злым. Напротив, на его лицо вернулось равнодушие с каплей брезгливости — выражение, которое я видела только у Ван Чэна, когда тот смотрел на меня.

Золото крови, смешанное с дерьмом.

Он выстрелил. Я попыталась было увернуться, но тесто, налипшее раньше на спину, склеило меня с закрытой дверью. Новые снаряды растеклись по груди, рукам, животу и намертво застыли почти сразу. Другой рецепт, видимо… тесто каждый раз при замешивании получается разным, это я помнила.

— Маленькая девчонка, решившая, что она лучше остальных, — Кунг-Фуд, не спеша, направился ко мне. — Решившая, что она достойна таких сил. Решившая, что ей по плечу нести на своих плечах богиню удачи!

Я дёрнулась, но безрезультатно. Кунг-Фуд по пути до меня взял нож — огромный, литой нож из стали, который блестел в ярком свете кухонных ламп.

Запахло горелым, но шеф на это даже внимания не обратил. Он дошёл до меня и остановился на расстоянии вытянутой руки.

Свою же руку, — ту самую, в которой он зажимал чёртов нож, — он поднял вверх. Тень упала мне на лицо, перекошенное от ужаса. Я даже пищать не могла, только молча смотрела на блеск наточенного лезвия.

— Ледибаг! Ты… Катаклизм!

Кунг-Фуд даже не обернулся на бросившегося Кота. От Нуара он отмахнулся, как от мошки; Кот отлетел в сторону, сшибая спиной доски, ножи, ингредиенты. Опрокинул бурлящее варево и взвизгнул, как бродячий котёнок, над которым издеваются злые дети.

Катаклизм растёкся по столешнице, пожирая её силой Разрушения. Нуар попытался подняться на ноги, но не смог. К тому же, его кольцо запищало.

«Убирайся отсюда», — хотела было сказать я. Одна смерть лучше, чем две. Убирайся, Кот, пока этот проклятый повар занят мной. У тебя меньше пяти минут, чтобы…

— Я приготовлю тебя. А потом займусь им.

Единственное, что я могла — не отводить взгляда от своего убийцы. На лице которого горела фуксией голограмма бабочки.

И если Кунг-Фуд моего взгляда не запомнит, то пусть хотя бы Бражнику он является в кошмарах до смерти.

Глава 85. Взгляд со стороны. Адриан

Billie Eilish — You Should See Me in a Crown

«Ты — сплошное разочарование, Маринетт»

«Как у моей племянницы вышло это?»

«Смотреть на тебя горько. Даже родного языка не знаешь!»

Адриан чувствовал себя отвратительно. После этих слов, сказанных сухим равнодушным голосом, следовала сбивчатая речь Маринетт:

«Он всё что-то говорит и говорит, а лицо — как будто лимонов объелся. Гадкий мужик. И огромный! Вот как чувствую, что в таком большом теле и говна столько, что никакой ложки не хватит…»

От последнего Адриан усмехнулся. Маринетт часто не следила за тем, что говорила; но касалось это в основном тех людей, которые его подруге не нравились. С теми, кого Дюпэн-Чэн пускала в ближний круг, девушка носилась, как с писаной торбой.

Он не понимал, почему Маринетт продолжает присылать обрывки чужой речи, но исправно прослушивал каждое аудиосообщение. Ничего приятного он, к сожалению, не слышал:

«Нужно было оставить твою мать в Китае».

«Твои ноги что, сделаны из необожжёной глины? Держи осанку, ты же Чэн!»

«Бесполезная».

«Никчёмная».

«Неумеха».

— Может, хватит? — устало спрашивал Плагг перед сном, когда Адриан в очередной раз вслушивался в голос Ван Чэна.

Вечера теперь проходили одинаково: Адриан забирался на кровать с ногами, включал аудио и сидел, сидел, сидел… ногти грызть нельзя, — модель Габриэля должна быть идеальна во всех отношениях, — поэтому Адриан кусал кожу на большом пальце. Больно, до крови.

В нём злости было на десяток Маринетт по весу. Он злился вместо неё; Адриан был уверен, что, даже узнай подруга о содержании фраз родственника — ничего не будет. Пожмёт плечами, выразится непечатно, отмочит что-нибудь про то, что такому говнюку остаётся только со своей рукой жить, ведь никакая нормальная женщина на него не посмотрит… что-то такое будет. Но она не разозлится.

Она вообще редко злилась.

— Не вижу смысла, — пожимала плечами Маринетт, накручивая прядку волос на палец. — Злость нормальное чувство, но возникает она у меня редко. В основном, если я вижу какую-то несправедливость. Или если кто-то вмешивается в моё личное пространство. Только радости никакой нет эту злость подпитывать.

— И что ты делаешь?