Самая долгая ночь

Небо наказало ее за одну только греховную мысль, ибо Саманта, продолжая кружиться, хотя уже и без музыки, потеряла равновесие, задела стеклянную сахарницу на одном из столиков, и та, упав на пол, разбилась. Нэт и девочки уставились на сверкающие стеклянные россыпи на черно-белой плитке.

– Господи! – первой вышла из ступора официантка. – Только посмотрите, что вы наделали!

– Извините. – Схватив салфетку, Нэт села на корточки и принялась сгребать сахар вместе с осколками в импровизированную горку. – Она не хотела. Сэм! Извинись.

Саманта несколько мгновений не отрываясь смотрела на официантку, демонстративно ожидающую извинений от трехлетнего ребенка, а потом не выдержала и показала ей язык.

Тут уж рот открыла не только работница кафе, но и мама девочки. Разбитую сахарницу еще можно было простить, но после ужасной проделки Саманты вполне могло возникнуть впечатление, что это сделано преднамеренно.

– Сэм! – поднимаясь, повысила голос Нэт.

Малышка, которая тут же пожалела о содеянном, уткнулась матери в подол.

– Не прикасайтесь! Еще порежетесь. Я принесу метлу, – взвизгнула официантка и убежала на кухню.

Нэт разволновалась. Она стояла и гладила Саманту по плечам, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Хорошо, что хоть Пола нет рядом. Поведение дочери довело бы его до белого каления. Нэт отчетливо представила себе, как они возвращались бы домой в гробовом молчании и как Пол ел бы себя поедом всю дорогу, пытаясь докопаться до истины, каким образом ему удалось вырастить такую невоспитанную дочь. Нэт буквально видела, как вращаются колесики его мыслей при малейших недоразумениях, как напрягается мозг в поиске скрытого смысла в любой мелочи.

Официантка вернулась с метлой.

– Вы топтались тут, как медведи… При таком поведении битой посуды не избежать.

– Мы не топтались, – возразила Нэт. – Она танцевала.

– Да, теперь мамы разрешают детям вести себя нагло и дерзко. Все встало с ног на голову. Взрослые неправы, а дети правы.

Официантка резким движением сгребла рассыпанный сахар на совок.

Нэт покраснела. При обычных обстоятельствах она бы смолчала, но сегодня выдался настолько хороший денек, что Нэт просто не могла позволить, чтобы какая-то сварливая тетка запретила им быть счастливыми.

– Извините, но у вас просто какая-то навязчивая мысль… – огрызнулась Нэт. – Уборка заняла не больше минуты, и мы извинились.

Официантка аж задохнулась от возмущения и уже готова была дать достойную отповедь…

«Уму непостижимо, – пронеслось в мозгу у Нэт. – Поверить не могу, что собираюсь ссориться с официанткой. Я должна остановиться. Я обязана промолчать».

За спиной послышались шаги, Нэт обернулась. К ней приближался молодой ковбой, сидевший до этого в глубине зала. Примерно одного роста с Нэт, волосы песочного цвета, голубые глаза, линялая фланелевая рубашка, матовые сапоги. В какое-то мгновение Нэт испугалась, что сейчас и этот ковбой начнет к ней придираться, а потом на нее навалятся остальные посетители кафе, оскорбленные детскими танцами. Но глаза у парня были добрые-добрые. И заговорил он не с женщинами, а с Самантой.

– Хочешь, скажу, что я однажды натворил? – опустившись на корточки, тихо сказал незнакомец. – Я перевернул ящик с яйцами.

Присев рядом с Самантой, он следил за ее реакцией, всем своим видом показывая: он верит, что девчонка на самом деле ужасно расстроена, а вовсе не выделывается перед взрослыми.

Саманта оторвалась от маминой юбки и с опаской одним глазком взглянула на незнакомого дядю.

Нэт, понимая, что дочь вряд ли станет отвечать, заговорила вместо нее слащавым голосом, каким принято разговаривать с расстроенными детьми:

– И как вам удалось перевернуть ящик с яйцами?

– Я работал на ранчо у друга пару лет назад, – сказал ковбой, глядя при этом на Саманту, как будто она была чревовещательницей. – Я еще не был достаточно взрослым, чтобы садиться за руль грузовика, поэтому ездил в кузове. Но в тот день так устал, что, запрыгивая наверх, не рассчитал силы и угодил прямиком в лоток яиц, стоявший у бортика. Можешь себе представить? Повсюду битые яйца, скорлупа и всякая клейкая дрянь. Фермер вышел, накричал на меня и ударил шляпой.

Саманта внимательно слушала, насмешливо приподняв брови-полумесяцы.

– А это больно, когда тебя бьют шляпой?

– Не особенно, просто гордость страдает.

– А что такое гордость?

– Ну, гордость… Это чувство, когда ты не хочешь, чтобы тебя унижали.

– А-а-а. – Саманта, кажется, задумалась. – А это проходит?

Молодой человек негромко хихикнул:

– Надеюсь, что нет. Гордость – полезная штука. Она помогает оставаться на высоте, даже когда ты попадаешь в неприятную ситуацию.

Официантка стояла с совком, полным перемешанного с сахаром битого стекла, и, похоже, готова была швырнуть все это просто в лицо Нэт.

– Гордость удерживает людей от глупых поступков, – вставила официантка.

– А как насчет доброты? – резко отреагировала Нэт.

Молодой человек продолжал беседовать с девочкой, не обращая внимания на женщин.