Самая долгая ночь

Вдоль путей, в направлении Эйтхейзена и немцев, он увидел, как в небе что-то мигает огнями — зеленые вспышки, словно кто-то снова и снова чиркает спичками. А в следующее мгновение у них над головами пророкотал двойным мотором самолет, но только не крошечный «шторьх», а машина раза в три больше, поблескивавшая в лунном свете пропеллером. И в этот самый миг тишину ночи нарушил, нет, не свист пуль, а взрыв бомбы. Последний вагон поезда взлетел в воздух фонтаном обломков, которые потом обрушились на землю на расстоянии ста ярдов от места взрыва дождем осколков, впиваясь в насыпь, вырывая в гравии воронки размером с суповую тарелку. И так от хвоста поезда до самой его головы.

Маус притянул к себе Реку и, подмяв под себя, обнял и накрыл своим телом. Он навалился на нее и прижал к земле всем своим весом, словно хотел вдавить куда-то под насыпь, где бы ей ничего не грозило.

Затем стук обломков дерева и гравия по его спине прекратился, и когда он осмелился посмотреть вверх, рядом с поваленным немецким грузовиком расцвели огненные цветы — кто-то вел пулеметный обстрел путей и насыпи.

Маус не был солдатом, однако ему было понятно, что им ни за что не удержать немцев в этом месте, ведь теперь у врага есть самолет, который ведет с воздуха обстрел железнодорожного состава. Им ничего не остается, как бросить поезд и уйти, раствориться в темноте и попытаться удержать немцев уже на новых позициях.

Схватив Реку за руку, Маус рывком поднял ее с земли, после чего, пригибаясь как можно ниже, двинулся вдоль путей, крича на ходу другим, чтобы они бежали к воде. Он собрал всех, кто был в состоянии передвигаться, и зашагал дальше.

Он остановился всего один раз, рядом с локомотивом. Изрешеченный пулями, тот истекал паром и темным машинным маслом, выливавшимся сквозь многочисленные дыры в его черных боках, оставленные немецким самолетом. Попросив Реку подождать, Маус взял камень и принялся скрести им по черной краске.

От Ваддензее их отделяла лишь дамба. Она высилась у них за спиной, единственный участок сухой земли рядом с железнодорожной насыпью без рельсов, которая тянулась в двадцати метрах левее. А позади дамбы, этой странной возвышенности посреди плоского польдера, лежал океан. Она узнала его по запаху, характерному для отлива, в котором смешались запахи влажного песка, рыбы и соли.

Река лежала почти вплотную к Леонарду. Интересно, слышно ли ему, как сильно бьется ее сердце. В одной руке у нее был револьвер, другой она сжимала руку Леонарда.

Теперь ей было понятно: он солгал ей тогда в купе, когда сказал, что не любит ее. Потому что иначе зачем он накрыл ее своим телом, зачем вжал в гравий насыпи? Теперь она знала ответ.

— Гангстер, — прошептал в темноте мужской голос, и рядом с ними на землю опустился Каген. Река еще сильнее сжала револьвер.

— Какие новости? — поинтересовался Леонард.

— Лодки пришли. Даже не верится, но они пришли, — произнес Каген, уже чуть громче. Сердце Реки пару раз с силой стукнуло о грудную клетку. Нет. Конечно, она ожидала, что Бурсма сдержит свое слово. Леонард неплохо ему заплатил и обещал дать еще. Но услышать, что по ту сторону дамбы их на самом деле ждут рыбацкие лодки — это совсем другое дело.

— Посадка уже началась?

— Еще нет. Но все собрались на берегу, рядом с рыбзаводом. Все идет отлично. Там даже сохранилась пристань. С пристани лодки заберут их как рыбный улов, — произнес Каген, но затем на мгновенье умолк. — Впрочем, есть одна проблема. Лодок всего три.

— Три? — не поверила собственным ушам Река. Даже если учесть, что половина народа из отцепленных вагонов осталась в Эйтхейзене, она с трудом представляла себе, как можно набить оставшихся лишь в три лодки.

— Леонард, всех мы не сумеем взять, — сказала она, и тут же пожалела о своих словах, хотя они и были сказаны от всего сердца.

— Черт, — буркнул Леонард. — Он же обещал пять. Ну, пусть подождет, пока я с ним разберусь.

— Похоже, что я был прав, — произнес Каген неприятным тоном.

Река бросила взгляд на залитый водою польдер, в котором отражалась ущербная луна. Туч на небе практически не осталось, последние их клочки плыли по небу, подгоняемые ветром. Вдалеке виднелся состав, пылающая полоска горящих вагонов. Немецкий самолет сбросил на него достаточное количество бомб, и он загорелся.

— Ты и я, гангстер, мы уладим наши дела, как только вернемся в Англию, — добавил Каген, и в голосе его, несмотря на твердость, Маус уловил испуганные нотки. Впрочем, он почти слово в слово повторил то, что Леонард сказал ему в локомотиве. Иначе говоря, они заключали пакт.

Именно в эти минуты до Реки дошла правда. Перед ней вовсе не два человека в обличье одного, Леонард и Маус, а всего один. И что бы он ни сказал, даже если бы изменился и стал другим, она никогда его не разлюбит.