Самая дружная семья

От мамы: «Над нами властвуют тропические леса. О, тот самый тис-великан! Какой же он гигант… Хвойное дерево. Кстати, может жить четыре тысячи лет. Такое, как если бы ты попыталась нежно обхватить папу, меня и брата. Его ветви купаются в солнечных лужах. Осенними днями он усеян ядовитыми красными ягодами. А частично обросшая мхом кора – большая чешуя. Самшиты же, стройной фигурой напоминающие берёзы, – везде. Как перчатка обтягивает руку, так рваный мох – их. Дочка, я нашла кусочек неодетого ствола: прегладкий! Самшит он тоже вечнозелёный, а листья у него как у брусники: лодочки. Лохмотья того же мха свисают с ветвей – карандашных линий, если смотреть издалека. Ветками и стволами исчерчено лесное пространство вдоль и поперек. А ещё укутанные в тот же зелёный бархат пни и упавшие стволы. Да-а, непроходимые джунгли! Ася, не устала слушать? Тогда продолжу передавать тебе свои впечатления. Не только солнечные зайчики пробиваются через кроны деревьев-реликтов до лесного ковра из папоротников, ползучих трав, отличающихся формой сочных листьев, но и целые солнечные моря легли между стволов. Папа, ознакомившись с информационным плакатом, рассказал, что днями и ночами по горной чаще бродят кабаны, медведи, дикие коты и шакалы. Ах, ужас!»

От папы: «Разлом-то как на ладони. Вверх нас несли колёса букашки, теперь ногами дошли до смотровой площадки. Невероятная глубина! Левый и правый склоны разлома, буйно заросшие, сливаются внизу в долине. Река Хоста, бирюзовая лента, выглядывает из густых зарослей. Разломилась земля дугой, поэтому горизонт – это левый склон. А ещё выше остроконечные горы цвета синей краски, смешанной с жёлтой».

От Аси: «Я поражена! Присмотрела платье. До связи».

От мамы: «Дочка, так чудесно щебечут птахи. Ты бы слышала! Звонко и трелями: пастух извлекает из своей свирели похожие. Ой, кажется, я потеряла из виду нашего папу… Тропа несколько раз изогнулась змеёй, и папы след простыл. Попробую позвать. Невероятно! Эхом разносится папино имя, летит и летит, не затухая. Храмовая акустика. Спешит, наш родной».

От папы: «Ася, твой папа – настоящая ходячая энциклопедия. Например, мне сегодня стало известно, что из тиса, того самого гиганта, египтяне вырезали саркофаги для своих соотечественников, которых ждала загробная жизнь; кое-какие народы его древесиной платили дань; одних он оберегал; другие не поддались бы ни на какие уговоры и никогда бы не заснули под реликтом, сторонились статного дерева. “Даже тень великана ядовита!” – говаривали они. Самшит же дерево культурное: звуки, издаваемые духовыми музыкальными инструментами из самшита мелодичны, а выполнение объемных гравюр, рисунков на досках из него, издревле – уважаемое ремесло. Похвалишь самого умного папу, дочурка?»

От мамы: «Глыбина слоистого мелового известняка прикрывает меня – да, неплохая крыша. Представь, если бы пошёл дождь, ни одна долгожданная для леса капля не коснулась бы моей широкополой шляпы и папиной банданы. Вышли бы сухими из воды в прямом смысле!»

От мамы: «Буки, буки, буки. Деревья, а не люди, глупенькая! Если серьёзно, люди, дорогая, здесь встречаются очень дружелюбные, улыбчивые и общительные. Энергетика у разлома сильнейшая, а главное – крайне положительная. Всеми клеточками чувствуется, поэтому мне и папе запросто даются нелёгкие подъемы и спуски по природным ступеням. Сидим в беседке, не торопясь рассматриваем буковую поляну: стволы-тела у них светло-серые с белыми коровьими пятнами. Встану-ка и потрогаю: шёл-ко-вые! А собравшиеся кругом буки интересуются нами. Некоторые даже попадали от удивления. Неужели мы так отличаемся от других любителей лазать по горам? Шучу, на самом деле они спилены для каких-то целей, и мы видим их годовые кольца».

От мамы: «Вот мы и на дне каньона у бирюзовой, идеально прозрачной реки. Много солнечных лучей дотягиваются до её дна, где каждый серый камешек сглажен текущей водой. Водица студёная, хотя никакой лёд не сковывает Хосту. Она сводит наши босые ноги. Сухие ветви, оторванные от деревьев когда-то прошедшим штормовым ветром, разбросаны по берегу, а жухлые листки – лодками по водной глади».

От папы: «Ася, рыба, рыба! Столько. Молодые форели в мелководной Хосте радуются солнцу. То зависают, пошатываясь, и течение относит их, то плывут куда глядят холодные глаза, изгибаются, поблёскивая серебром».

От мамы: «Застеленные лесом стены известняка слева и справа от реки как небоскрёбы, разделённые дорогой. Немного отдохнули, теперь обратно наверх. Ух, и крутая лестница! Подглядываем через ветви за уменьшающейся и уменьшающейся Хостой. Сейчас она, поделённая каменистой косой, несётся и бурлит. А когда две бирюзовые косы сплетаются в одну, опять успокаивается, недвижно течёт, рябь – и та исчезает. Чистота! Посреди реки родинками, друг за другом, вырастают крупные валуны, для рассыпчатой воды они не преграда. А у противоположного берега разлом уронил застывшую белоснежную слезу с человеческий рост!»