Когда Макар вернулся, Сергей лежал на своей полке, закрыв глаза.
– Чем кормили? – спросил он, не поворачивая головы.
– Картошкой с грибами в сметане, – самодовольно сказал Илюшин.
– О как!
– И булочкой с корицей.
– Невероятно!
– И пиццей, – скромно добавил Макар.
– Потрясающе! – Бабкин приоткрыл один глаз. – Как же ты добыл это все в поезде, где нет вагона-ресторана? Побирался?
Илюшин скорчил физиономию и сел на кровать.
– Слушай, я вот о чем подумал, пока ты шлялся, – сказал Сергей и уставился на Илюшина. – Если мы так тщательно покопались в прошлом Мансурова и ничего из найденного нам не подходит, значит, мы ищем не там.
– Удивительно свежая мысль.
– Погоди ерничать. Мансуров – преступник. Убийца. Я все вспоминал слова Дидовца о том, что нельзя говорить Наташе об обстоятельствах гибели ее отца, потому что тогда муж ее убьет. Жуткая логика! Ну как так, а?
Илюшин скептически поднял бровь.
– Ладно, и не такое бывает! – признал Бабкин. – Не в этом дело. Может, все объясняется просто? Белоусовой каким-то образом стало известно о том, кем был ее муж. А он узнал о том, что она знает.
Макар аккуратно сложил рисунки и убрал в сумку. За окном начали появляться разноцветные высотки.
– Я думал об этом, Серега. Это самое логичное объяснение, если забыть о двух вещах.
– Каких?
– Первая: по словам Бережковой, Наталья влюблена в мужа.
– Не аргумент.
– Допустим, – на удивление легко согласился Макар. – Но есть еще кое-что. Грибы.
Бабкин начал сердиться.
– Что – грибы? Тебе что, слова выдают по талонам, что ты их бережешь?
– Я рассчитывал на твое понимание, – укоризненно сказал Илюшин. – Грибы – это поганки, которыми Мансуров намеревался, как считала Бережкова, отравить жену. Ты верно сказал: это очень странный способ. Очень! Человеку с таким опытом, как у Мансурова, нет никакой необходимости прибегать к нему. Зачем подвергать себя подозрениям? К тому же смерть мучительная и долгая… Если Белоусова что-то знает, разумнее убить ее быстро. – Он замолчал, водя пальцем по столу, и будто нехотя проговорил: – Слушай, а вдруг Наталья важна не сама по себе, а…
Он осекся.
Сергей приподнялся на локте и уставился на него.
– Не сама по себе… – медленно повторил он.
Глаза у Илюшина заблестели.
– Шаповалов!
Возвратившись домой, Макар первым делом достал из морозильника пиццу и подогрел в микроволновке. Бабкин очень удивился бы, если бы увидел, что три минуты спустя Илюшин начисто забыл о еде. Он бродил по комнатам, бормоча себе под нос.
«Что-то мы упускаем. Собрать столько фактов, восстановить биографию Мансурова, а заодно его приятелей… Отчего же у меня ощущение, будто между пальцев загадочным образом просочился камешек с дыркой, «куриный бог», исполняющий желание, а в горсти остался сухой песок?
И время. Время уходит. Мы слишком долго пробыли в Щедровске».
Он вытащил из сумки свои каракули, рассмотрел и смял. Пора ехать в Арефьево. Не самая приятная миссия: сообщать женщине, что она замужем за человеком, убившим ее отца.
– Бачилы очи що куповалы, – пробормотал он себе в утешение.
Расправил последний рисунок – тот, в котором все действующие лица были сведены вместе. Они толпились в центре листа, вокруг остались широкие незакрашенные поля.
– Поле, – фальшиво проблеял Макар, – белое поле… Светит луна или падает снег!
Падает, падает, падает… Пизанская башня тоже падает и никак не упадет… Бред какой.
Он вновь уставился на лист.
Белое поле. Не мысль, но тень мысли промелькнула на краю сознания и исчезла; он пытался вглядеться – так городской человек, оказавшийся в лесу, всматривается в переплетение ветвей, где только что показался и пропал силуэт огромной птицы, – но ничего, конечно же, не видит.
«Расследование закончено», – твердо сказал себе Макар и отправился спать.
Проснулся он от того, что луна светила в окно. Сквозь прозрачную штору она казалась плоской, вырезанной из страницы с желто-бурыми разводами, как если бы на раскрытую книгу постоянно ставили чашку с кофе.
Тут пятно, там пятно. Когда смотришь на низко висящую луну, в первую очередь разглядываешь все эти кратеры, Море Ясности и Океан Бурь; взгляд притягивают рытвины и ямы, а не ровная поверхность.
Мысль, которую Илюшину не удавалось поймать, вдруг сама прыгнула навстречу, точно солнечный зайчик из распахнутого окна, и на миг ослепила его.
– Сережа, телефон, – позвала Маша откуда-то издалека. – Сережа!
– Который час? – пробормотал Бабкин, нащупывая под подушкой мурлыкающий сотовый.
– Два с минутами.
– Господи… А ты почему не спишь?
Этот вопрос он задал в трубку, но смотрел на жену, сидевшую за столом.
– Надо было перевод закончить, – ответила Маша, и одновременно с ней Илюшин громко сказал ему в ухо:
– Надо узнать, какие изменения происходили на работе у Мансурова.
Сергей помотал головой, пытаясь сбросить дремоту.
– Какие… изменения, – выдавил он. – Ты спятил?
– Любые. Что угодно. Это единственное белое пятно, которое мы в упор не замечали. Дом, жена, соседи, прошлое – мы искали везде и нашли так много, что не стали смотреть по сторонам. Серега, Мансурова что-то подтолкнуло к убийству жены. Нам не хватает какого-то эпизода.