Самая короткая ночь

А л е к с е й. Что тебе нужно здесь?

Р о м а н. Мне нужен ты, Костя, Гриша… Мне нужны вы!!

А л е к с е й. Не шуми — дочка спит.

Р о м а н (с трудом). Что не ждал меня — знаю. Что руки не подашь — тоже знаю… И все-таки пришел.

А л е к с е й. Зачем?

Р о м а н. За ответом… Кто я вам? Не тебе лично — ты меня можешь считать кем хочешь, последней сволочью, у тебя такое право есть… Но кто я для вас всех — с кем жизнь начинал, с кем войну до Берлина прошел… Кто я такой для вас? Враг?

А л е к с е й. Я устал и хочу спать.

Р о м а н. Не желаешь говорить? Или сам ответа не знаешь?

А л е к с е й. Я уже сказал, что устал и хочу спать.

Р о м а н. Я в друзья не прошусь. Отчет себе полный даю — прежнего не вернуть… Но для себя понять должен: кто я вам? Враг или кто?.. Молчишь?.. Ты вспомни те годы…

А л е к с е й. Можешь считать, что они тебя оправдывают. Так многие считают.

Р о м а н. Я сюда не с повинной пришел, не за прощением…

А л е к с е й. Чего же ты хочешь от меня? Я тоже не забыл тех лет. И той железной дороги, которую мы тянули от Турухана до Енисея… Впрочем, ты наверняка представляешь себе в общих чертах, по книжечкам, как это было…

Р о м а н (усмехнулся, тронул пальцем крестик пластыря на щеке). Эта ссадина заживет. Ты бьешь больнее. Насмерть. (Пошел к двери.)

А л е к с е й. Нет уж, постой!

Р о м а н. Ты же устал и хочешь спать…

А л е к с е й. Да, наш разговор не состоится, Роман. Но не потому, что я устал и хочу спать, нет!.. Если уж мы заговорили о прошлом, давай поставим точку. Раз и навсегда. Это прошлое касается не только нас двоих — тебя и меня. Это поважнее и глубже, чем наши с тобой отношения. И уж если перепахивать его, это прошлое, так только для того, чтобы оно никогда не повторилось!.. А ворошить его, как грязное белье, чтобы сводить какие-то личные счеты, — этого я себе не позволю… Да и какие у нас с тобой могут быть счеты?

Р о м а н. Верно. Мельчить ни к чему… Но на мой вопрос ты так и не ответил. Кто я такой? Где проходит граница, за которой по одну сторону я, а по другую ты, Костя, Гриша — все вы? Где эта проклятая черта?

А л е к с е й. Никакой черты нет. Есть другое. На фронте и сразу после войны, в институте, я знал человека по имени Роман. Он даже был нашим другом, а в апреле тысяча девятьсот пятьдесят второго года он пропал для меня без вести.

Р о м а н. Это все?

А л е к с е й. Все!

Р о м а н. Выходит — похоронил меня? Крест тяжелый поставил? Но я-то живой. Живой, понимаешь? Со всеми своими потрохами!!

А л е к с е й. Сказал уже — не шуми, дочка спит.

Р о м а н. Вот и у меня тоже — дома дочка спит. Две дочки. И пацан третий. Я им гостинцев должен привезти, барахлишка кой-какого подкупить… ботиночек, штанишек… Потому что я живой, Алексей… И жена меня дома дожидается, и приятели есть, с кем — приеду — выпью за одним столом… И работа меня ждет, моя работа, вот этими руками, этой головой которая делается, за которую уважают, премии дают, шею мылят, потому что эти заводы нужно строить, и я их строю, с голого места поднимаю, — кровь из носу, а поднимаю!.. Потому что живой я… И все эти годы был живой: когда били — чувствовал, когда хвалили — таял… живой потому что… И орден вот этот мне в прошлом году вручили лично, а не посмертно!! Говорить дальше, или не имеет смысла?

А л е к с е й. А чего тебе жаловаться? Живешь нормально. Полная чаша. Чего еще не хватает?

Р о м а н. Вас, Алеша, не хватает, вас! Кости, тебя, Гриши… дружбы нашей…

А л е к с е й (резко). Эту тему оставь! Не мы тебя предали. Ты один раз промолчал, когда мог не промолчать!

Р о м а н. Это сейчас легко так говорить. А тогда? Как был поставлен вопрос? Твоя работа считалась лженаучной, и если бы я выступил за тебя, то против кого же я выступил? А я был членом парткома института.

А л е к с е й. Да, твое слово имело какой-то вес. Но ты ничего не сказал. Ты стоял у окна, курил и молчал. Молчал!

Р о м а н. А что я тогда знал?!

А л е к с е й. Врешь!! Ты знал одно и знал наверняка — мы все четверо, считая тебя, не так уж плохо дрались на фронте. Ты знал второе, и тоже наверняка, — за что мы дрались и против кого. И ты еще знал, что трусов и сволочей среди нас четверых тогда не было!