Самая кровная связь. Судьбы деревни в современной прозе

А в «Угощаю рябиной» он рассказывает: «Всей кожей своей я чувствую и жду, когда освободится эта земля из-под снега, и мне не все равно, чем засеют ее в нынешнем году, и какой она даст урожай, и будут ли обеспечены на зиму коровы кормами, а люди хлебом. Не могу я не думать изо дня в день и о том, построен ли уже в моей деревне навес для машин или все еще они гниют и ржавеют под открытым небом, и когда же наконец будет поступать запчастей для них столько, сколько нужно, чтобы работа шла без перебоев, и о том, когда появятся первые проезжие дороги в моих родных местах, и когда сосновый сруб станет клубом, и о том, когда мои односельчане перестанут наконец глушить водку, а женщины горевать из-за этого.

А еще: сколько талантливых ребятишек растет сейчас в моей деревне, и все ли они выбьются в люди, заметит ли их вовремя кто-нибудь, и кем они станут?..»

Как видите, отношение Александра Яшина к родной северной деревне глубоко и активно социальное, оно объемлет все стороны реальной, а отнюдь не иллюзорной, мечтательной жизни колхозного села. Это отношение кровной, жизненной сопричастности, за которым — подлинная любовь к родной стороне и ее жителям, глубокое знание ее нужд и чаяний. Устами Яшина здесь говорили сами крестьяне вологодской деревни Блудново. По глубочайшему убеждению А. Яшина, равно как и его земляков, счастье народной жизни надо искать не позади, не в некоем обособленном, наивном, нетронутом патриархальном мире русской деревни, но — впереди, в наиболее полном и всестороннем развитии социалистических начал.

Диалог А. Яшина и В. Солоухина много дает для понимания последующих путей и противоречий развития так называемой деревенской прозы. Этот диалог, пожалуй, с наибольшей отчетливостью и резкостью выявлял зарождение, взаимопроникновение и одновременно — взаимоотталкивание двух тенденций в ее развитии, двух оттенков в подходе литературы (и критики) к жизни деревни, двух начал социально-философского мышления.

А. Яшин в статье В. Солоухина подчеркнул, выделил для себя следующие строки:

« — Возьмите какой-нибудь обыкновенный обряд, допустим свадьбу (здесь и далее подчеркнуто А. Яшиным. — Ф. К.). Это был длинный, хорошо отрежиссированный спектакль, где зрители и участники — одно. Спектакль с песнями, с интермедиями, с продуманной символикой. Оно и понятно: свадьба — важное событие в жизни каждого человека.

— Уж не предлагаете ли вы возродить старинные свадебные обряды?

— Отнюдь. Я только не хочу, чтобы из быта народа, из его повседневности ушли некоторые элементы неподдельной истинной красоты. В том числе и обряды. Образовался некий вакуум, который мы же обязаны заполнить. А то мне недавно рассказали, как жених за невестой приехал — на чем бы вы думали? — на самосвале! Представьте, что вместо свадебного поезда (лошади, украшенные лентами, цветами и бубенцами) жених пожаловал бы на навознице, то есть на телеге, на которой возят навоз. Его прогнали бы от ворот. Это был бы позор невесте и всей ее родне. В этой истории самое неприятное не самосвал, а то, что все отнеслись к этому спокойно, как будто бы так и надо...»

Эту историю рассказал в «Вологодской свадьбе» А. Яшин. И все, в самом деле, отнеслись к этому спокойно, потому что, как выяснилось по ходу дела, на то были свои причины.

«Жених, сваха, тысяцкий, дружка и все гости со стороны жениха приехали за невестой на самосвале: другой свободной машины на льнозаводе не оказалось. В кузове самосвала толстым слоем лежало свалявшееся за сорок километров желтое сено...

Раньше забирали невесту и справляли свадьбу сначала в родном доме жениха, затем возвращались пировать к родителям невесты. От заведенного порядка пришлось отступить и сделать все наоборот: отпировать у невесты и лишь после этого везти ее «на чужую сторону». Такая перемена диктовалась отсутствием транспорта и слишком большими перегонами взад-вперед».

Как справедливо писал Константин Симонов в предисловии к «Избранным произведениям» Александра Яшина в двух томах (М., 1972), «едва начав писать прозу, Яшин сразу заявил себя мастером. О его прозе немало спорили. Пожалуй, особенно много о «Вологодской свадьбе». Видели в ней недостатки и оплошности, порой действительные, порой мнимые. Но все это не отменяло главного — ощущения той глубокой любви к жизни и к людям, которой дышала эта проза».