Самая лучшая сказка Леонида Филатова

Эльдар Рязанов, со всей присущей ему страстностью и «пролетарской ненавистью», очень хотел снять картину о проблеме злободневной и… вечной. «О двуличии бюрократа, который думает одно, а делает другое. О его способности мимикрировать, жонглировать словами – в данном случае о необходимости перестройки, – объяснял свой «глобальный» замысел режиссер. Печально, что как-то неосторожно обмолвился режиссер в одном из интервью: «Наш герой, которого сыграл Леонид Филатов, жив и сегодня…» Герой-то, вне всяких сомнений, жив, куда ж нам без него, ну да шут с ним, с бюрократом, а вот Филатов, к несчастью нашему, умер…

Очень жаль, но как-то незаметно, «вторым экраном» прошел в Союзе фильм Сергея Соловьева «Избранные», где Филатов сыграл, пожалуй, лучшую свою роль – немецкого эмигранта в Латинской Америке 40-х годов прошлого века, безнадежно запутавшегося и превратившего свою жизнь в бесконечную адскую цепь предательств и подлостей. Аллюзии были там были ясны, как божий день – какой там немец, какая еще Колумбия, это все наши, свои российские интеллигенты, про которых так недвусмысленно в свое время высказался Ленин – «говно» – и которые с радостью оправдывали свое нелестное определение. И опять – трухлявый и гнилой образ нес собой тот филатовский нерв, который ему прощали и который позволял ему играть на самой грани…

Режиссер рассказывал, что он был в ужасе, когда с главной роли неожиданно сняли уже утвержденного Кайдановского, и он был вынужден лихорадочно подбирать актера, который мог бы достойно сыграть этого необыкновенно сложного героя: «И вспомнил Леню, – рассказывал Соловьев. – Вспомнил прежде всего как поэта, поскольку он писал множество пародий, в которых была не столько насмешка над другими, сколько удивительно яркое и красивое личное творчество… В памяти всплыло его лицо… Раньше говорили, что на Таганку пришел «очень красивый молодой актер с белогвардейской внешностью». И вот эта чистая поэтичность, его аристократическая внешность стали для меня решающими… Когда ехал встречать Леню в Боготе, сомневался: а вдруг этот облик – мои абстрактные соображения о человеке? Вдруг приедет совсем другой? А приехал человек, в сто раз лучший, чем я о нем думал… Он мне сразу в глаза бросился своей нетаганской мастью. Таганские все рублены если не ломом, то топором…»

Вместе с Соловьевым они сделали фильм исповедальным и пророческим: незаурядность личности и есть защита от коррозии.

С худяковским «Успехом» Филатов все ближе и ближе оказывался к успеху (простите за каламбур. – Ю. С.) в осуществлении своей юношеской («полукретинской», по его собственному определению) голубой мечты – стать кинорежиссером.

«Сценарий мы (с Анатолием Гребневым и Константином Худяковым) готовили всего неделю, – рассказывал Филатов, – но как-то ладно все получалось. Да еще режиссер позволил мне импровизировать. Иногда я знал только примерный текст сценария, поэтому сам компоновал речь, и партнеры тоже знали только примерно, что я сейчас буду говорить. Боялся, что из-за этого на меня обидится наш замечательный сценарист, но и ему это нравилось…»

Тот самый «замечательный сценарист» легко соглашался, что филатовские импровизации в «Успехе», особенно в сценах репетиций «Чайки», покорили бы любого капризного автора. «То, что он говорит «своими словами», купаясь в роли, – вспоминал Анатолий Борисович, – завораживает, как музыка… Тут, конечно, не без того, что и сам Филатов – пишущий человек, поэт – чувствует слово, как мало кто из актеров…»

Строгий наставник Худяков говорил: «Филатов играл режиссера, и я отдал ему все, что накопил в жизни и в этой профессии… Это отданное актер и Анатолий Гребнев превратили в слабость героя. А силу он обрел в своем испепеляющем желании «стать», «состояться». Во всяком случае, я благодарю судьбу, которая свела нас в этой картине и не оставила до конца».

«Успех» не был исследованием театральной истории, а, скорее, являлся пристальным изучением модели человеческих отношений. Исследованием личности, потому что без личности нет общества.

Зачем заезжий режиссер решил поставить в провинциальном театре «Чайку»? Чтобы заглянуть в самого себя, попробовать понять, что с ним. Все, что происходит с главным героем, – зеркальное отражение ситуации в чеховской пьесе.

– Понятно, что сложны отношения режиссера с актером, – вслух размышлял и делал безрадостные выводы для себя исполнитель главной роли, – ибо актер – раб. Понятно, что такое наша провинция сегодняшняя театральная, понятно, что он разворошил это болото, что он поставил гениальный спектакль и уехал, а рецепта не оставил, как жить… Имеет ли право гений иметь на другой чаше весов хоть одну смерть, хотя бы одну болезнь? Только за свой счет, только за свой счет!

Говоря об этом, «раб-актер» тогда и подумать не смел, что подобные, даже еще более беспощадные, обвинения очень скоро можно и нужно будет выдвинуть – страшно было даже подумать! – против своего Учителя, самого Мастера, создателя родного, до боли любимого, столичного (а отнюдь не провинциального) театра драмы и комедии на Таганке?