Самая лучшая сказка Леонида Филатова

Родители развелись, когда Лене было около семи. Мама, взяв сына в охапку, укатила тогда из родной Казани к дальней-дальней родне в Ашхабад. «Когда уехали, я был ниже собственного колена», – рассказывал будущий поэт. Хотя родни на месте и не оказалось, все равно решили: остаемся. Отец их потом каким-то образом вычислил, приехал, весь благоухающий одеколоном, уговаривал сойтись вновь, вернуться в Пензу. «Но тут заартачился я, – признавался Леонид. – Мне в Ашхабаде нравилось. У меня было много друзей, мне не хотелось это все бросать…»

И настоял ведь на своем. Остался. Учился в школе, писал стихи. Дрался, cмолил дрянные папироски, допускал прочие шалости и проказы. Граница с Ираном была более чем прозрачной, одна из центральных улиц Ахшабада и вовсе была прямой дорогой в Персию. На рынке совершенно спокойно можно было купить легкую «наркоту» – анашу, гашиш. Особой борьбы с этим в то время не было, курили и мальчишки, и взрослые. Наш герой тоже пробовал парочку раз, но не понравилось, мама об этом даже не догадывалась.

Ну, а дальше-то как жить? «Не очень знал, чего хочу, – признавался Филатов. – Никак не учился по точным наукам, и педагоги меня «тащили», понимая, что этим я заниматься дальше не буду».

Так, получив аттестат в зубы и отгуляв-отплясав свое на выпускном балу, Леонид отправился в далекую и загадочную Москву, еще не догадываясь, что ему, бедолаге, придется ее натужно покорять…

Повзрослев, Филатов, естественно, спокойнее стал оценивать себя, свои возможности: «Жизнь устроена разумно: кому – что. У каждого есть свой выбор… Был он, наверное, и у меня… Однако сложилось так, как сложилось… В молодости совершаешь поступки, которые не совершить не в силах, просто потому что не можешь иначе».

Он был благодарен своим родителям: «Мы воспитаны людьми войны. Какую-то долю истины, святости, стойкости у них почерпнуть успели или, по крайней мере, успели к этому прикоснуться. Война в жизни наших родителей была тем, что вызывало уважение, почитание. Мы были внутренне ориентированы на военные годы, тут была глубинная связь… То, что проповедовали наши родители в свой час, подвергалось страшной проверке и испытание выдержало. То, что пытаемся проповедовать вслед за ними мы, терпит фиаско ежедневно и ежечасно в наших собственных поступках-непоступках, в нашем собственном: поеду за границу – не поеду за границу, получу премию – не получу премию. У того поколения был счет другой: убьют – не убьют. Вот вам и девальвация ценностей. Честь, Совесть, Порядочность, Верность – сегодня смысловое наполнение этих категорий иное…»

Филатов постоянно мучился вопросом: почему человеку бывает неинтересно, откуда он родом. «Вот руки, ноги, морда такая именно, а не другая. От кого? Почему? – недоумевал он. И задавал себе и нам с вами жесткие вопросы. – Характер даже твой, он чей – деда, прадеда, солдата или генерала какого-нибудь, сражавшегося под Бородино? Если ты человек, не знающий, не помнящий своего родства, какое будущее можешь ты построить? Пес ты беспородный – и все. И дело вовсе тут не в том, из дворян ты или из крестьян. Ты даже этого не знаешь. Ты – ниоткуда».

Хотя, конечно, установить свою родословную, особенно если она не «голубых» кровей, у нас весьма затруднительно. Моя бедная мать, рассказывал Леонид Алексеевич, много лет пыталась выяснить судьбу своего отца, революционного матроса, которого когда-то похоронили в центре Алатыря как героя. На месте срытой могилы там давно уже стадион. Совсем другая жизнь на могилах.

–  Всегда есть высота, которая не дает забыться, заставляет помнить, что надо сделать, что еще не сделал! – разрывался на части Филатов. – Бежим наперегонки с людьми, с которыми тебе и стыдно и не нужно соревноваться. Не то, не мое, не удовлетворяет… а на другую дорожку не сойти, и не то что сил нет, а зависим…

Все куда-то я бегу, —
На душе темно и тошно,
У кого-то я в долгу,
У кого – не помню точно.

* * *

В отношениях Нины и Леонида неизменно и закономерно присутствовал Денис, сын Шацкой от Золотухина. Когда мама сказала: «Денис, я, наверное, скоро выйду замуж». – «За кого?» – «За дядю Леню Филатова», он закричал: «Ура!» «Я был в восторге, – уверял Денис. – Потому что мы давным-давно относились друг к другу с большой симпатией».

Дети вообще к нему неравнодушны, вспоминала Нина. Однажды, когда мы с Леней только «притирались» друг к другу, он сильно вспылил и ушел. Тогда сын, еще совсем маленький и, несмотря на то что было уже темно, собрался его искать и защищать.