Самая лучшая жена

— Отдыхай, — она собрала свой лекарский скарб. — Я скоро.

— Лита, — у самой двери догнал голос мужа, — не обижайся на них. Они неплохие, просто растерялись. Севара постеснялась передать что-нибудь для тебя лично. У нас не принято навязывать свою помощь без спросу. Это со мной она знакома много лет…

— А я тут чужая, — думая о том, что привыкнуть к новой жизни будет ох как непросто, согласилась Мелита. — Доброй ночи, Рин.

* * *

Ночь уже давно набросила на Каменец свою расшитую звездами шаль, а сон все не шел к Лите. Она вертелась с боку на бок на кровати, несколько раз вставала попить воды, не забывая проверить состояние мужа. Мелита и ушла в отдельную комнату только потому, что боялась побеспокоить раненого. Хотя… Предпочитая не обманывать саму себя, девушка признавала, что робеет перед Рином. Вот вроде богами завещано делить ложе с мужем, а стыд хрипловатым отцовым голосом твердит, что негоже девке к парню лезть, будь он хоть хротгаровым внуком, хоть туноровым племянником. Дескать, мужик сам когда поправится… А о том, что будет дальше, она и думать боялась.

Мысли о поправке ринова здоровья тоже не добавляли покоя. Травницу очень волновало, что достать все ингредиенты для зелья будет очень непросто, особенно если не удастся найти помощника. А откуда его взять? Может второй муж, как там его… Валмир поможет. Он ведь ищет лекарство для брата. А тут прекрасная возможность сама плывет в руки: и Рин исцелится, и негодная жена пропадет. Она ведь негодная? Додумав до этого места, Лита подскочила на кровати.

— Надо будет разузнать об этом богоданном супруге побольше. А ну как у него невеста есть? То есть была, то есть… — совсем запутавшись, Мелита с тоской поглядела в окно, за которым уже начинало светлеть высокое сардарское небо.

Так ничего и не высмотрев, Лита зажгла неяркий светильник около кровати и принялась разглядывать брачную татуировку, надеясь прочесть руны.

— Да что ты будешь делать, — с досадой шептала она спустя пару минут. — По отдельности каждый символ знаком, а рунную цепочку прочесть не получается. Что-то вертится в голове… Не помню…

Девушка погасила свет и вернулась в постель, запрещая себе отчаиваться.

— Проклятие спадет, Рин поправится, вот второй браслет и растает, как появился, — внушения действовали слабо, но Лита не сдавалась. — Я приживусь в Каменце, хорошие целители везде нужны. Муж меня полюбит. И я его. А там и мама с папой приедут. Да, все так и будет, — громкий шепот нарушал ночную тишину Крайнего дома. — Я упрямая. Раз пообещала, обязательно стану самой лучшей женой.

* * *

— Хорошая девочка, упорная, — одобрил хозяин бархатного баритона.

— На нашу Санечку чем-то похожа, — дробью рассыпался тенорок.

— Куда ей до нашей ненаглядной, — в низком басовитом рокоте отчетливо слышались призывные бархатные ноты.

— Не подлизывайтесь, не поможет, — женским голосом можно было ледники морозить. — А девочку эту я разъясню.

Глава седьмая

Первое литино утро в Сардаре выдалось шумным и суетливым. На рассвете, когда ясное летнее небо было еще украшено алыми рассветными перьями облаков, оно принялось браниться и стучать в ворота Крайнего дома.

— Чтоб тебе ни дня, ни покрышки, дура голубоглазая! — надрывалось оно визгливым женским голосом. — Вылазь щас же, хульдра белобрысая!

— Иду! — ни секунды не сомневаясь, что вопит под окном богами посланная свекровь, Мелита накинула на себя первый попавшийся балахон, найденный в шкафу и, как была босая неумытая и непричесанная, выскочила в окно, благо было невысоко. — Бегу! — удачно приземлившись между двумя вазонами, доложила она.

— Коза ты драная! — между тем бушевали за воротами. — Вот я тебя щас!

— Ну это уж слишком! — разозлилась аданка, рывком отворяя зеленую лаковую дверцу и выглядывая на улицу. — Между прочим люди вокруг!.. — она не договорила, пораженная увиденным.

На поросшем мхом валуне у ворот, на самой его изъеденной временем уродливой макушке, стояла и с интересом поглядывала по сторонам самая красивая из всех виденных Мелитой козочек. Она была вся такая беленькая, пушистая, с ровными черными рожками и черными же лаковыми копытцами. В черных ее глазках светилось озорство. А вокруг камня приседая и всплескивая руками, бегала толстая баба. Периодически она останавливалась, грозила козе кулаком и ругалась на чем свет стоит.

У видев, что калитка Крайнего дома отворилась, и баба, и коза одинаково удивленно вытаращились на Литку.

— Ээээ… — растерялась та. — Доброе утро…

— Добрее бывало, — буркнула тетка и зачем-то спрятала руки под фартук.