Самая мерзкая часть тела

— Они сами позвонили. Прямо сказка какая-то. Отличное, говорят, начинание. Мы целиком и полностью за. А главное, ну надо же, как повезло, своевременно, сказали, и актуально.

Попала в точку Кира Лабутина. Не часто с ней подобное случалось, но вот с программой "Студия Диско" угадала. А это значит, быть Валере Додд телезвездой. Непременно стать ведущей новой, бесспорно обреченной на успех передачи Южносибирского ТВ.

Полгода покантовалась, и вот уже такая честь. Не голосом за кадром почирикать, не рукой — черной галкой посидеть на ветке микрофона, а всей красулей Лерой засветиться на голубом экране. Войти в дома и покрутить хвостом.

Какая перспектива! И ради нее, конечно, стоит потрудиться, попахать, посеять.

— Вот, Валера, координаты. Это коллектив Горного. Клуб "33 и 1/3". Лауреаты областного конкурса, между прочим. С программы этих ребят нам и рекомендовано начать. Поезжай, разыщи, побеседуй и обязательно узнай, когда у них ближайший вечер, когда можно приехать, посмотреть, определиться… и заодно, да, заодно выясни, что эти дроби обозначают.

— Дроби… ну, это просто скорость вращения долгоиграющей пластинки, — Толя перед нежданной гостьей суетился, и семенил, и приседал, и даже угостить пытался чаем, но чашки оказались немытыми, в коричневых, исторически ценных, разводах позднего неолита.

— Тридцать три и одна треть оборота в секунду… простите, минуту, конечно же… да, вот, пожалуйста, смотрите, вот здесь на лейбе сбоку черным… на наших, кстати, то же самое…

Только кого благодарить не знал. Себе ли памятник лепить или в граните увековечить профиль лейтенанта Макунько? А может быть, послать приветствие от пионеров астрономам по поводу счастливого расположения звезд на небе? Пусть зафиксируют. Что вот пришло, сложилось у того, кто верил, ждал, боролся и за собой вел.

Просто светился Анатолий Кузнецов. Веснушки прыгали на щечках, глаза сверкали парой леденцов и уши пахли. Даже урода не замечал. Поэта-губошлепа, имевшего наглость войти, буквально просочиться в бункер через щелку, оставленную гостьей из телерадиоэфира.

Леня Зухны, лишенный права на существование, снятый с учета и довольствия, живой и невредимый стоял, костлявое плечо воткнув в дверной косяк. Улыбка шевелилась на его лице. Цинично пользовался тем, что выпереть его в эту прекрасную минуту не позволяет протокол.

Но, впрочем, как это ни странно, негодяй не очень долго злоупотреблял терпением прославленного коллектива. Послушал, постоял и без скандала, тихо, незаметно, смылся.

Исчез.

А Толька еще час трепался. Вокруг девицы из молодежной редакции вился, выкидывал коленца, волну пускал, показывал листы сценариев, крутил отрывки выдающихся программ и заставлял смотреть на голый шар лампы накаливания сквозь хлор-бензол немецких слайдов. В конце концов так вдохновился, что неожиданно пообещал в ближайший четверг, то есть буквально послезавтра, устроить показательное выступление. Продемонстрировать единство звука, света и движенья.

Короче, задание Киры Венедиктовны было блестяще выполнено. Не осрамилась, не подвела Валерия Николаевна Додд. Умница.

Однако сердце не ликовало. Леру укачивало. Ее мутило. Терапевтический эффект тарелки манной каши не соответствовал тяжести недуга. Смягчил симптомы, но не снял. И потому смесь сахара и кофе, налитую в отмытый и оказавшийся прокопьевским фарфор хотелось опрокинуть болтуну Толе на плисовые брючки. А трубочки с шинкованной листвой, которые в честь необычного события все тот же Толя разрешил жечь прямо в помещении, так и тянуло порубить топориком.

Да ничего острого, колюще-режущего, под рукой не было. Только розовые зубки в собственном рту. Неотъемлемая и обязательная часть немного утомленной, но лишь всеведением и пониманием, улыбки. Никак по-другому не применишь, исключительно для пропуска клубочков смеха изнутри наружу.

Уф.

Крепилась девушка, крепилась и сдюжила. Башку не откусила, пожара не устроила.

Все. Дело сделано. Телефонами обменялись, о времени условились. Теперь напиться прозрачной, чистой, водопроводной, смочить виски холодненькой, в простынку завернуться и баю-баю. Но путь домой, единственный, желанный, не ведет ли он сегодня в лапы к бухой свинье, неутомимому автолюбителю, Симе Швец-Цареву? Кто знает? Скажет? Какими закоулками, путями тайными ни добирайся, но рано или поздно придется завернуть в свой двор, нырнуть в дыру подъезда.

— Что? Думала обманешь? Гы-гы-гы!

Где ждет ее животное? Где караулит раззадоренный весенним гоном? Разбуженный весенней тягой к смене телки, чушки?

— У-тю-тю-тююю, лапушка!

Но выход есть. Он есть всегда, покуда можно смастерить из губ бутончик или бантик. Этот сюрприз надо нести, красиво и достойно, идти навстречу долговязому чудиле, смешному и ужасному, с нечесаными патлами и никудышной осанкой вьючного животного. Он ждал, он сох на солнечной зебре коридора. В черной полоске между окон у ледяной трубы парового отопления.