Самая невзрачная жена (СИ)

Узкую тропинку усыпали пожелтелые иглы, а темнота всё сгущалась. Нала поспешила: заплутать в лесу совсем не хотелось! Тихо. Только скрип ветвей и какие-то шорохи. В одиночестве оказалось гораздо страшнее! Нала сжала кулаки и, пригибаясь от страха, медленно двигалась, следя за тропинкой. И взвизгнула, когда что-то обхватило щиколотку, а мир перед глазами перевернулся! Ловушка?! Пальцы вытянутых рук не могли коснуться земли, ногу зажала петля, переброшенная через крепкий сук - такой не сломаешь, раскачиваясь. Нала пыталась приподняться, чтобы ослабить петлю, но оказалась слишком слаба. Только раз кончики пальцев вскользь царапнули верёвку, не сумев зацепиться. От попыток кружилась голова и тошнило, а мир расплывался от слёз. Она повисла вниз головой: тошнота стала ещё сильнее, к ней прибавился шум в ушах.

Но даже в таком состоянии она закричала, когда из темноты к ней стало пробираться чудовище... Лохматое, коренастое, с перекошенными плечами, оно, раскачиваясь, медленно приближалось к ней, как будто присматривалось к... еде! Нала задёргалась, снова пытаясь согнуться, снять всё-таки эту демонову петлю! Нужно освободиться, а там она хоть сбежать попробует!

- Свет, - неожиданно человеческим голосом потребовало чудовище, застыв на расстоянии от замершей Налы.

Поднесённый факел осветил крестьянина, который вовсе не был чудовищем. Коренаст, лохмат, а перекос в плечах создала откинутая назад длинная борода. Нала даже захотела смеяться от счастья. Люди! Они её спасут! Какое облегчение!

Но люди не торопились вынимать её из петли, они прибывали, вооружённые вилами, обступали, недоверчиво осматривались, едва не принюхиваясь по-звериному.

- Какое счастье! - залепетала она, чувствуя, как сильнее болит голова. - Я - баронета Нала Лигская, хозяйка этих земель, возвращалась в свой замок и попала в эту ловушку.

- Ишь чего врёт, - протянул первый мужик, державший факел. - Бесстыдница! Слыхал я, что одарённые трепаться ловки, но чтобы так... - Нала не успела возразить, когда мужик взревел: - Не наша ты госпожа! Наша в столицах сидит, принца ублажает да нам писулечки шлёт! И уж никак она не одарённая!

- Да я смертная!

- Цыц! - прикрикнул тот же мужик, замахнувшись факелом, и Нала подавилась словами от пробежавшегося по лицу жара, закашлялась от горького дыма. - Вяжите её! Тех мы упустили, ну и ляд с ними! Эта явно ихняя!

Крепкие ребята, отвязали верёвку, тут же схватив Налу так, что чуть не вывихнули плечо от усердия. Вырываться было бесполезно: дюжие парни явно сначала сломали бы ей что-нибудь, а только потом бы стали выяснять причины.

- Ишь, думали, саранчу на нас так просто наслать можно! - заговорил хор перешёптывавшихся голосов, остававшийся в темноте. - Вот и будет она за всех нас перед управителем говорить! Пусть он её сечёт в замковом дворе, плешивый пёс!

Нала встрепенулась: управляющий её узнает! Как-то эта мысль позволила пережить даже скрученные за спиной руки и верёвку, обмотанную вокруг тела, которую привязал к себе самый здоровый из вязавших её парней. Налу пихнули в спину, впрочем, чуть позже, чем её потянула следом верёвка, врезавшаяся в живот.

- Ты смотри, как идёт! Яко всамделишная титулованная! - слышался вслед завистливый женский шепоток, а Нала только выше подняла подбородок, ещё сильнее выпрямилась.

Детина гнал немилосердно, да и шаги у него были огромные. Нала старалась, как могла, поспевать: она не даст себе упасть, не даст этим людям потешаться над ней! Но они всё равно смеялись, тыча в её сторону пальцами, радовались, что не им отвечать за погибший урожай... А Нала для себя решила, что если вернётся в столицу, то непременно приедет в Лиг с визитом. Именно в эту деревню. Наказывать плетьми крестьян она не будет, ей хватит выражения их лиц. 'Если узнают', - мелькнула своевременная мысль. Грязная, одетая в штаны и тунику одарённых, тоже выпачкавшиеся, с землёй на лице и грязью под отросшими ногтями, лохматая, она меньше всего походила на баронету! Так можно было даже понять недоверчивых крестьян...

Древний замок освещали настенные факелы, донжон возвышался над всеми башнями, по крепостной стене исправно ходила стража, мост был поднят. Нала невольно остановилась, прищурившись: родные стены!

Но вот дёрнули верёвку, и она, не удержавшись, упала носом в землю, сильно ушибив плечо. Над ней засмеялись и даже пнули, приказав подняться.

И она поднялась. О, она никогда так не ненавидела! Правый бок саднило, из носа капала кровь. Заколку для волос Нала потеряла, и теперь пряди распустившейся косы облепили лицо, часть упала на грудь, часть осталась на спине. Крестьяне на миг затихли, испугавшись, но тут же с грозным улюлюканьем наградили девушку новыми тычками и погнали ещё быстрее: тут уже Нала не заботилась об осанке - не упасть бы, только не упасть!

Они пригнали её в деревню, где каждый посчитал своим долгом выйти на улицу, щипать девушку, дёргать за волосы, провожать гадким смехом. Они бы ещё праздник устроили! Нала стискивала зубы, сжимая кулаки, и впервые в жизни жалела, что предначальные не одарили её.