Самая нужная книга для чтения в метро. Третья линия (сборник)

– Шторм, mon ami, не самое страшное, что может приключиться в жизни. А море – оно на то и море, чтобы штормить. Знаешь, только в пасмурную погоду море воспринимается как стихия. В солнечные дни – это лишь место для купания и прогулок на яхте. Нечто вроде большого бассейна. Оно выглядит жалким, как тигр в клетке. Тигр, в которого дети с веселым смехом тычут палками. А вот когда собирается шторм… Тогда море становится самим собой. С ним уже не поиграешь… Хмурое море – это отличное средство от мании величия. Только глядя на звездное небо и предштормовое море, ощущаешь себя тем, кто ты есть на самом деле, – букашкой с раздутым самомнением. Крошечной одинокой букашкой.

– Не споткнись, букашка.

– Следи, чтобы я не споткнулась. Хочу загореть, – все так же, подставляя лицо солнцу, ответила Анна. – Хочу быть похожей на испанскую крестьянку. Загорелой, полной жизни и огня.

– Много ты видела испанских крестьянок?

– Кажется, ни одной. Но ни к чему лапать мои фантазии. Скажи лучше, у тебя есть хоть какие-нибудь соображения насчет того, почему и как мы здесь оказались?

– Понятия не имею. И даже не могу представить, в каком направлении искать ответ.

– Интересно, есть здесь еще кто-нибудь, кроме нас четверых?

Облонский пожал плечами.

– Что тебе сказала Долли? – спросил он после паузы.

– Сказала, что простит тебя.

– Серьезно?

– Я серьезно. А она врет.

– Почему ты так думаешь?

– Видела ее глаза. С таким взглядом инквизиторы давали отпущение грехов еретикам, стоящим на бо-ольшой вязанке дров. При этом в одной руке у них была библия, в другой – факел. У инквизиторов, не у еретиков.

– Черт.

– На твоем месте я бы теперь пила только те коктейли, которые смешала сама. И не заплывала бы далеко в море.

– Слава богу, я не пью коктейли… Но… Ты серьезно думаешь, что она может предпринять что-нибудь эдакое? Анна взглянула, наконец, на Облонского: – Наша милая безропотная овечка Долли? Ох, овечка, доведенная до отчаяния, может сделать все что угодно. Глупости хватит. Но не бойся, мой распутный брат, я не дам тебя в обиду. Я знаю, как пасти овечек. – Она снова подставила лицо солнцу.

– Да нет, не может быть. Ты просто меня пугаешь, признайся. Ты…

– Тихо! – Анна дернула Облонского за рукав и остановилась, прислушиваясь.

– Что?

– Слышишь? – Она встревоженно огляделась.

– Ничего я не слышу. Ветер.

– Да нет, нет… Плачет кто-то.

Облонский наклонил голову, пытаясь расслышать плач, но ничего, кроме шума моря, не услышал.

– Показалось, – сказал он.

– Да нет же! Точно кто-то плачет. Только не могу понять, где… Эй! – крикнула она. – Кто здесь?

Плач раздался с новой силой, и теперь Облонский его услышал.

– Вроде бы там, – неуверенно сказал он, указывая на длинную гряду больших валунов, далеко вдававшуюся в море, вроде естественного волнореза. – За теми камнями.

– Пошли, посмотрим. – Анна потянула его за руку.

Чем ближе они подходили к камням, тем явственнее слышался плач. Плакала девушка.

– Вот она. – Анна показала на маленькую фигурку, сидевшую на одном из камней.

Они подошли ближе. Девушка, услышав их шаги, подняла голову.

– Вот это да! – воскликнул Облонский. – Это же Кити… Кити! Голубушка! И ты здесь?

– Стива! – Девушка вскочила с камня и бросилась к ним.

Не обращая внимания на Анну, она кинулась на шею Облонскому:

– Господи боже мой! Это ты! Слава богу, это ты! А я сижу здесь и ничего не понимаю… Море, камни, вокруг ни души… Зову, зову, никто не отвечает. Господи, я так испугалась, так испугалась!

– Ну-ну. – Облонский осторожно похлопал ее по спине. – Все хорошо, милая. Анна, познакомься, это Кити. Младшая сестра Долли. Кити, это Анна, моя сестра.

Девушка повернула к Анне заплаканное лицо и извиняюще улыбнулась:

– Здравствуйте, очень приятно. Простите, что я так глупо себя веду. Очень уж было страшно.

– Пустяки! – улыбнулась в ответ Анна. – На этих камнях кто хочешь разрыдается. Когда мы шли сюда, Стива сам чуть не плакал.

– Правда? – Кити посмотрела на Облонского.

– Анна шутит. Ты давно здесь сидишь?

– Не помню. – Кити, всхлипывая, достала платочек и принялась утирать слезы. – Кажется, всю жизнь… Вдруг открываю глаза – и передо мной море. Как в кошмарном сне. Стива, объясни, что происходит?

– Пойдем в дом, – сказал Облонский.

– В дом? – переспросила Кити. – У тебя тут дом?

– Не совсем у меня, но дом. Пойдем, там твоя сестра скучает.

– Долли? Она тоже тут? Вот хорошо… А еще кто-нибудь есть? Я, наверное, выгляжу ужасно. Ужасно, Анна?

– Не трите так глаза. Пусть слезы сами высохнут, тогда глаза не опухнут.

– Ой, а я уже… Так больше никого нет?

– Только Левин.

– Кто?

– Ты не знаешь его? Левин Костя. Мой друг.

– Знакомое, вроде бы, имя, – сказала Кити. – Но припомнить не могу…

– Я начинаю думать, что здесь это в порядке вещей, – нахмурилась Анна.

– Вы о чем?

– Неважно, Кити. Вернее, важно, но поговорить об этом лучше дома. – Облонский приобнял Кити за плечи. – Пойдем. А то еще обгоришь на солнце и станешь некрасивой.

Девушка, всхлипнув последний раз, кивнула и доверчиво посмотрела на Анну со Стивой:

– Вы ведь не исчезните? Правда? Вы на самом деле тут? Это не мираж?