Самая прекрасная земля на свете

— Я думала, только Бог нас испытывает, — сказала я.

Дядя Стэн коротко рассмеялся.

— Но этот забор не может стоять там все время, верно? Твой папа не собирается там его оставлять?

— Папа считает, что это забор как забор. А вот один дяденька из гражданского суда против.

— К вам кто-то приходил?

— Да.

— Ну и ну. — Дядя Стэн пошарил в кармане, вытащил пачку сигарет.

Я как раз собиралась предложить ему чашку чая, когда у дома остановилась машина. Через минуту мы услышали у задней двери голоса. Какой-то мужчина сказал:

— Я понимаю, Макферсон, но гнаться за ними, вот так… А что бы вы сделали, если бы их поймали?

Папин голос сказал:

— Об этом я не успел подумать.

Потом открылась дверь, и вошел папа с двумя полицейскими, мужчиной и женщиной, и сначала он сказал:

— Джудит.

А затем сказал:

— Стэн.

Я вскочила, а потом замерла, потому что на рубашке у папы была кровь, а рукав свитера был завернут.

Дядя Стэн сказал:

— Джон, что тут происходит?

И мне показалось по его голосу, что он сердится, и это было странно, потому что до этого он говорил совсем не сердито.

Папа подошел ко мне и сказал:

— Все в порядке. Я отнес Нила в «скорую помощь». Он поправится.

А дяде Стэну он ничего не сказал.

Я села и стала смотреть на руки.

— Ладно, дальше вы сами разберетесь, — сказал полицейский. Посмотрел с подозрением на дядю Стэна, потом повернулся к папе: — Никуда не уезжайте, Макферсон. Нам может понадобиться в ближайшее время еще раз взять у вас показания.

Женщина сказала:

— Кстати, этот забор не соответствует никаким нормам безопасности.

Папа проводил полицейских. Вернувшись в кухню, он бросил свитер в стиральную машину. Дядя Стэн сказал:

— Джон, нам нужно поговорить.

Папа сказал:

— Я понимаю, как все это выглядит, но я тебя уверяю, на самом деле все совсем не так.

Дядя Стэн сказал:

— Да что не так? Ты вот это-то видел? — Он указал в сторону палисадника. — И это, — он указал на топор, — и до чего ты довел ребенка, и как, прости господи, этот парень попал под машину? Что происходит, Джон? И почему мы ничего об этом не знаем?

Папа сказал:

— Спасибо, Стэн, что пришел, но сегодня я больше не в состоянии ни о чем говорить. Нам придется отложить разговор на потом.

Они посмотрели друг на друга. Потом дядя Стэн вдруг втянул воздух, положил руку мне на макушку и сказал:

— Ну ладно. Спокойной ночи, зайчонок. Теперь все будет хорошо.

Он взял ключи от машины и пошел вслед за папой к двери. Я слышала — перед тем как выйти, он сказал снова:

— Нам нужно поговорить.

А папа ответил:

— Не сейчас.

Потом я услышала, как захлопнулась калитка, а потом входная дверь, и папа вернулся в кухню.

Глаза у него были очень яркими и очень темными. Он пододвинул стул, сел передо мной, положил руки на колени. И сказал:

— Я вижу, ты очень перепугалась. Прости меня. Я гнался за Нилом Льюисом и другими мальчишками, Нил побежал через дорогу. Я ему ничего не делал. В полиции это знают. Нил в больнице. Его обязательно вылечат.

Но я так и не посмотрела на него, тогда он громко вдохнул и сказал:

— Прости меня, Джудит. Прости, пожалуйста. Я не должен был выходить. Но сделанного не воротишь. — Он поднял руки, потом уронил обратно на колени. Потом встал. — Ладно, пора спать.

Он приготовил мне грелку, как тогда, когда я была маленькой, и сказал:

— Идем.

Мы вместе поднялись наверх, он положил грелку мне в постель, я легла. Он сел на край кровати. Я посмотрела в окно и порадовалась, что темно и папа не видит моих глаз.

За оконным переплетом сияли миллионы звезд, свет лился из них, будто они были дырочками в куске материи, за которой скрывалось что-то удивительное. Я хотела заговорить, но сразу не смогла, потому что в горле все сжалось. Я ждала. Уже решила — не смогу, но тут горло отпустило, и я сказала:

— А с тобой все будет в порядке?

— Да, — сказал папа; он тоже заговорил не сразу. Я сообразила, что он не сказал: «Да, все с нами будет хорошо», не сказал: «Это дурацкий вопрос».

Потом мы целую минуту ничего не говорили, горло мое сжималось все сильнее, даже челюсть заболела.

— Тебя посадят в тюрьму? — спросила я.

— Нет.

Я сказала:

— Я за тебя так испугалась.

И голос был почти не голос, а шепот.

Папа посмотрел вниз. Он сказал:

— Прости меня, Джудит. Зря я к ним вышел.

Я сказала:

— А что теперь будет?

И голос был не голос, а выдох.

— Ничего. Больше ничего не будет. Произошла неприятная история, но теперь все кончено.

Он еще немного посидел со мной, а потом сказал:

— Мне завтра рано вставать на работу. Ты тут как, не напугаешься?

Я качнула головой, потому что говорить не могла.

На миг мне показалось, что он меня сейчас поцелует, но он просто натянул мне одеяло до самого подбородка и пожелал спокойной ночи.

Лучший день в моей жизни

Был один день, когда мне казалось, что папа меня любит. В этот день мы с ним прошли, взявшись за руки, пятнадцать километров.