Я не могла понять, откуда они знают, где я, потому что я не оставляла следов и не издавала никаких звуков. А потом увидела след яркой пыли, а может быть — праха, сияющий в темноте; пыль сыпалась из моего кармана, из того, куда я положила камень, который подарил мне старик, и я сунула руку в карман, а там ничего, только дыра, и из этой дыры летит блестящая пыль.
Я сорвала куртку, отшвырнула в сторону и побежала еще быстрее, но след тянулся за мной и дальше. Я споткнулась, упала, снова поднялась, а потом бежала с разной скоростью: минуту быстро — и тогда холмы и поля вокруг подпрыгивали то так, то этак, как бывает, когда вас подбрасывает на спине у лошади, а еще так бывает в очень старых фильмах про ковбоев и индейцев, — а следующую медленно, и все утекало вспять, будто мед или сгущенка, и это было еще хуже, потому что никак не удавалось заставить ноги двигаться быстрее.
Но как бы я ни бежала, пыль все сыпалась, и я подумала: какой, видимо, этот камень огромный, даже больше Вселенной, а я и не знала. Я бежала и бежала, пытаясь вспомнить, где земля превращается в половицы, но там, где дюны вроде бы должны были закончиться, начались новые дюны, а там, где холмы должны были прекратиться, были новые холмы. Краса Земель тянулась дальше и дальше, как я когда-то это себе и представляла, только теперь мне хотелось, чтобы она кончилась, хотелось добраться до двери, или до радиатора, или до края ковра.
Пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание, я нагнулась и тут поняла, почему пыль все сыплется и сыплется: это я набита этой пылью, или прахом, я сделана из него, и во мне повсюду — дырки. И тогда я побежала дальше, уже зная, что скоро от меня ничего не останется, только чистилки для трубок, вата и кусочек фетра.
В самый темный час
— Нил Льюис получил травму и некоторое время не будет ходить в школу. — Миссис Пирс стояла перед своим столом.
— А что с ним случилось, мисс? Что с ним случилось?
— Он попал под машину. Мистер Уильямс сказал мне, что он в больнице и его обязательно вылечат.
— А когда это произошло? — спросила Джемма.
— Прошлым вечером, — сказала миссис Пирс.
— А когда он снова придет в школу? — спросил Люк.
— Пока трудно сказать наверняка, — сказала миссис Пирс. — Хорошо, что скоро Рождество; за каникулы он успеет поправиться.
Весь остаток дня я пыталась понять, смотрит миссис Пирс на меня или нет. Кажется, не смотрела, но сказать наверняка было трудно.
Вечером, когда я свернула на нашу улицу, на всех елках, стоящих в окнах, которые выходят на улицу, горели огоньки. Комнаты казались теплыми. У меня все болело, я натянула шарф до самых ушей. Не знаю почему, то ли я слишком много плакала накануне, то ли простудилась.
— Как школа? — спросил папа, вернувшись домой.
— Нормально.
— А-а.
— Да. Миссис Пирс сказала, что Нил попал под машину. И придет в школу только после каникул.
— Понятно, — сказал он.
— А как там на работе, нормально?
— Порядок.
Обычно он никогда не употребляет этого слова.
Потом мы читали Библию, и тут за домом задребезжал мусорный бачок. Папа вскочил. Подошел к окну, посмотрел направо, потом налево. Вернулся к столу, улыбнулся и сказал: «Кошка». Перевернул страницу, потом перевернул обратно. Спросил:
— Где мы остановились?
Я посмотрела на него.
— Здесь, — сказала я.
— А, да.
Он начал читать. Но прочел всего стихов десять, потом остановился, не дочитав предложения, снял очки, положил на стол. И сказал:
— Пожалуй, на сегодня хватит.
— Мы же не дочитали до конца главы.
— Значит, самое время прерваться, — сказал папа. — Можем осмыслить прочитанное и предположить, что будет дальше.
Он встал из-за стола и больше не вернулся.
Уже поздно ночью я услышала голоса. Сначала я подумала, что они раздаются с улицы, но потом сообразила, что не с улицы, а снизу. Я выбралась на площадку.
Спустившись до половины, я увидела, что из-под дверей промежуточной комнаты пробивается свет. В комнате звучал голос дяди Стэна. Он говорил:
— Разве можно было брать все в свои руки?
— А что я, по-вашему, должен был делать? — сказал папа. — Если бы я не услышал, как они разбили окно, еще неизвестно, чем бы все кончилось. Там был бензин, понимаете? Я знал, что от них можно ждать чего угодно.
— Я понимаю, — сказал дядя Стэн. — Но…
— Нет, не понимаешь, — сказал папа. — И не поймешь, пока сам не окажешься на моем месте. Да, я знаю, что здесь сказано, но когда доходит до дела, все выглядит совсем иначе; и не надо мне ничего цитировать.
— От твоих действий серьезно пострадал маленький мальчик, — сказал голос Альфа.
— Я уже все объяснил, — сказал папа.
— Ты испытываешь угрызения совести? — сказал Альф.
— Этот «маленький мальчик» — отпетый хулиган, — сказал папа. — Он уже месяца два как портит мне жизнь, и…
— Я спросил, испытываешь ли ты угрызения совести, — сказал Альф.
Минуту стояло молчание, я слышала, как в прихожей тикают часы, как воет ветер в водостоке и как стучит мое сердце. А потом папин голос сказал:
— Знаешь, Альф, не испытываю.
И желудок у меня прыгнул вверх, а потом вниз, и я закрыла глаза.