Самая простая вещь на свете

Она встала, пошла навстречу звуку и увидела, как из глубины коридора ей навстречу двигается человек высокого роста, с густым ежиком седых волос на голове и в непроницаемых темных очках, сидящих на носу несколько криво. Мужчина исследовал пространство перед собой палочкой, которая и издавала этот восхитительный звук.

Люда замерла, она даже перестала дышать, боясь вспугнуть слепого, но, несмотря на это, когда мужчина проходил мимо Люды, он вдруг остановился, внимательно прислушался и произнес куда-то в пространство:

— Здравствуйте!

Люда огляделась по сторонам, кроме нее, в коридоре никого не было, это «здравствуйте» было обращено к ней. Люда сложила на груди руки и вежливо поклонилась, мужчина тоже кивнул и пошел дальше.

С тех пор Людина душа зацвела нежным чувством.

Она никому не поверяла своей любви. Она охраняла ее от посторонних глаз и носила с собой, как некое сокровище, о существовании которого знала она одна.

Валера оказался слепым массажистом, и с его появлением обстановка в пансионате стала какой-то странной. К нему потянулась длинная вереница страдающих различными недугами женщин. Женщины часами ожидали своей очереди в коридоре, в то время как в соседнем массажном кабинете, где принимала массажистка Рая, не было никого.

— Конечно, — говорила Рая, презрительно глядя на посетительниц, — я же только массаж делаю.

И сотрудники понимающе переглядывались.

От таких разговоров Людино лицо покрывалось красными пятнами.

Невостребованность у мужчин сформировала в ней болезненную целомудренность, что являлось постоянным предметом насмешек сослуживцев.

— Во, во, смотрите, ща в обморок упадет! — хохотала грубоватая Рая, тыча пальцем в Людину сторону. — Люд, а Люд, ты бы хоть из любопытства откупорилась, а то ведь так и в могилу сойдешь целехонькая. Обидно все-таки!

Люда чувствовала, как у нее на глазах наворачиваются слезы, и, дабы никто не заметил ее слабости, она быстро пряталась в процедурной. Оставшись одна, Люда давала волю слезам. Ей было обидно, но не за себя. Она страдала за Валерия Степановича. В ее глазах, он был чистейшим человеком, чуть ли не святым мучеником, которого все эти люди, с их грязными шуточками, были просто недостойны.

За те недолгие месяцы, которые Валерий Степанович работал в санатории, Люда сумела стать для него чем-то вроде среды обитания. Так, для рыбы, например, средой обитания является пруд, и без воды она начинает задыхаться. Валерий Степанович тоже испытывал что-то вроде удушья, когда подолгу не чувствовал рядом с собой молчаливого, мягкого и доброжелательного присутствия санитарки Люды.

Она никогда не докучала ему ненужными разговорами, она просто опережала движения его рук. Бывало, он потянется за полотенцем и тут же чувствует прикосновение мягкой ткани. Хочет включить кран, чтобы помыть руки, а из крана уже льется теплая вода.

Казалось, что темное пространство вокруг него населено добрыми духами. Он еще никогда не чувствовал себя таким уравновешенно-счастливым.

И как ни странно, это состояние душевной гармонии было настолько высокого порядка, что он никак не связывал его с присутствием в его жизни женщины. И действительно, нельзя же полюбить среду обитания.

Судьба Валерия Степановича до знакомства с Людой выписывала причудливые кульбиты.

Когда в его жизни все было вроде бы неплохо, он был ужасно несчастлив, а последнее время — слепой и одинокий, он почему-то чувствовал себя вполне состоявшимся человеком.

Правда, эта устойчивая позиция в жизни далась ему дорогой ценой.

В двадцать два года Валера был молодым, подающим большие надежды офицером. И в этом же возрасте он женился на девушке, которая была первой красавицей военного городка. Ее звали Наташенькой, и она была блондинкой с большими карими глазами, нестерпимо пухлыми губами и фигуркой примитивной, но таящей в себе намек на большие удовольствия. Внутри этого развратного и лживого существа не было ровным счетом ничего, все напоказ.

Все свое детство и юность Валера провел в казарме, в двадцать лет он был совершенно не искушен в вопросах любви, поэтому первый же поцелуй, которым Наташенька одарила его походя, сделал из Валеры абсолютного безумца.

Он стал преследовать предмет своей страсти денно и нощно, на что Наташенька реагировала неоднозначно: она то допускала Валеру до себя, и всякий раз в момент близости была образцом нежности и страсти, то вдруг исчезала из его жизни, и он начинал метаться, как дикий зверь, совершенно изнемогая от ревности.

Товарищи по службе пытались образумить Валеру, мягко намекая на то, что эта женщина является чем-то вроде общественного достояния. Валера не верил никому, он верил Наташеньке, которая шептала мягкими губками:

— Ну что ты слушаешь, дурачок, они же завидуют.

И Валера не слушал.

Их отношения уже длились больше полугода. Все это время Валера преследовал ускользающее от него счастье с неподражаемым упорством. Он клялся в любви, грозился, даже пробовал применять силу, что всякий раз приводило Наташеньку в чувственный экстаз.