– Это опасно! Ты видишь, никто не купается, кроме тебя! Эти медузы ядовитые! – доказывал Влас, и я запустила в него уже порядком подрастаявшей «кистомной» медузой: – Да что с тобой? Ты почему слов не понимаешь?
– Успокойся. Никакие они не ядовитые. Запомни – ожоги вызывают сиреневые медузы с фиолетовой окантовкой по краю, – просветила я его и снова направилась к воде – я не люблю загорать: во-первых, потому что это вредно – так говорит Пулька, во-вторых, загар мне ужасно не идет, а в-третьих, на солнце я еще больше дурею, хотя больше уж, кажется, некуда.
– Я запрещаю тебе лезть туда! Сегодня не море, а какой-то суп со слизью! – окликнул меня Влас, но было уже поздно – я с поразительным энтузиазмом разгребала «слизь в супе».
На следующий день наши с Власом спины покраснели и покрылись волдырями.
– Это итог твоего купания с медузами! А это, – и он указал на свои плечи, – ожог от тех горгон, которых ты непонятно зачем вытащила из моря!
– Это итог твоего страстного желания загореть!
– А у тебя отчего волдыри? Ты ведь не вылезала из воды!
– Ну, москали! Чудные! Не могу! Так в воде ж еще больше обгораешь! – крикнула бабка Голобородько, проходя мимо нас с тазиком абрикосов.
– Понял?! – торжествующе воскликнула я. – Просто мы оба обгорели!
Вообще надо заметить, что две недели отдыха на море тянулись довольно скучно и однообразно. Утром мы сползали с горы и шли завтракать в прибрежное кафе, потом отправлялись на пляж – я торчала в воде, а Влас парился на солнце. Через три дня мы уже ничем не отличались от загоравших на своих подстилках «кур-гриль». Затем обедали в кафе и пережидали солнцепек в тенистом сквере, часов до пяти, потому что подниматься в конуру в такое пекло было равноценно самоубийству. В пять вечера – снова на море. В восемь – ужин в шашлычной «У лысого ежика», охота на светлячков и подъем в гору. Вот, собственно, и весь распорядок дня.
Несколько раз я ходила на почтамт звонить в Москву, но все как-то неудачно: от Мисс Бесконечности я толком ничего добиться не могла – хоть у нее было приподнятое настроение, разговаривать она не желала, Икки решала свои аптечные проблемы – кажется, «лед тронулся» по поводу масла какао, и теперь ребром встал вопрос по поводу коробочек для упаковки свечей, с Анжелкой мне переговорить так и не удалось – к телефону все время подходил ее отец и говорил, что она нездорова, Пульку я тоже ни разу не застала – то ли она была на операции, то ли у нее были дела поважнее. Женьке Овечкину я звонить не хотела за его подлое отношение к Икки.
Пару раз я посетила базар – цены там подняли в летний туристический сезон по самое «не балуй», что я чуть было однажды не воспользовалась одним безотказным маминым приемом, но вовремя остановилась – здесь этот номер не прошел бы.
А безотказный прием заключался в следующем. Дело в том, что моя мамаша раз семь умудрилась побывать в Баку, как в командировке (по долгу службы), так и на отдыхе, и выучила там несколько ходовых фраз. Теперь стоило ей только оказаться на рынке, как она выискивала среди торговцев представителя этой огненной нации (огненной, потому что «азерб» в переводе на русский, если не ошибаюсь, означает огонь), подлетала к нему и спрашивала:
– Ни джя саан? – (за точность воспроизведения фразы я не ручаюсь). Продавец радостно отвечал ей что-то, мамаша уже не понимала, что именно, и плавно переходила на русский язык. – А сам-то из Баку? – в основном ей везло, и негоциант оказывался действительно из Баку. – Как там сейчас-то? – с интересом и участием спрашивала она и тут же врала, что прожила там всю свою сознательную жизнь, а десять лет назад ей пришлось переехать в Москву. Потом спрашивала, где именно в городе на семи ветрах обитает торговец; сама же неизменно отвечала, что жила на улице 26 Бакинских комиссаров и, купив все, что надо и не надо за полцены, получив бесплатно к тому же в качестве презента лимон, гранат или головку чеснока, она, всплеснув руками, от души удивлялась: – Ну надо же, на рынок пойдешь – земляка встретишь! Как неожиданно и приятно! Слов нет! Чоох саол, дорогой! Чоох саол! – и в следующий раз, очутившись на рынке, она таким же чудесным образом встречала земляка.
Но здесь на базаре торговали украинцы, армяне, русские и адыгейцы. Я знала только один язык, на котором можно было пообщаться с земляками, – и хоть он великий и могучий, им тут никого не удивишь.
К концу первой недели нашего пребывания на море мы с Власом решили пройтись по так называемой пьяной дорожке, которую до сих пор благоразумно старались не замечать. «Пьяная дорожка» начиналась с середины спуска с горы и шла до конца пляжа: на каждом шагу стояли торговцы вином – красным, белым, крепленым и сухим.