Усадить певца в авто брата удалось далеко не с первого раза, поскольку, зыркнув в мою сторону, он вознамерился исполнить на бис «У церкви стояла карета», а потом ещё вспомнил, что за рулём, и попытался прорваться к своему припорошенному снежинками стальному скакуну. Но не тут-то было: неустанно бдевшие полицейские обратились к нему с такими «дружелюбными» поздравлениями с Наступившим, что, испугавшись провести год без прав, псевдо Басков резко передумал ехать самостоятельно.
Уже сидя в Ламборджини, я мысленно посылала на его голову самое страшное похмелье, потому что никакой мой жених не неприглядный, а, напротив, такой красивый, что залюбуешься, да и меня насильно за него никто не выдаёт, не губит, так сказать. В душе, между тем, зрели подозрения, что всё это совсем не совпадение. То-то папа не сделал этому Соловью Разбойнику ни одного замечания, хотя обладал очень строгим характером и мог запросто отчитать как следует. Однако предпочёл вместо этого, не замечая происходящего, окружить заботой маму, что, конечно, правильно, но уж слишком на него не похоже. Интересно, а кто вообще подкинул Андрею идею взять с собой своего закадычного дружка, которого в приличном обществе показывать не совсем удобно? Разве что оно сплошь состоит из любителей пафоса, стразов и песен про Салму и Атлантиду.
— Спой, птичка, не стыдись, — буркнула я, когда из отъехавшего первым автомобиля снова донеслось: «Пока снежинка не растает», а потом, взглянув на молча повернувшего ключи в замке зажигания Трандуила, поняла, что мои подозрения явно не беспочвенны, во всяком случае, он их точно разделяет, от того зелёные глаза и искрятся гневом. — Вот же павлин-мавлин нашёлся.
— Славный парень, — тут же отозвался отец. — И к тебе хорошо относится. Ничего страшного, что перебрал, сегодня можно.
Боюсь, это была немая сцена, когда мы с Трандуилом одновременно обернулись, чтобы понять, на что это он так ненавязчиво намекает. Но, несмотря на полученный тычок локтём под рёбра от мамы, папа ответил нам таким холодно-надменным взглядом, что и моему жениху было впору позавидовать, а затем велел не отвлекаться и следить за дорогой — не дрова, дескать, везём.
Решив, что благоразумнее промолчать о том, что панически боюсь этого не в меру озабоченного проблемами размножения «славного парня», я хмыкнула и хранила молчание до тех пор, пока следом за Андреем Трандуил не затормозил у одной из многоэтажек на Комарова. Лишь там, когда снова зазвучали громкие поздравления с Наступившим от встречавших нас соседей, стало спокойнее, и вернулось сбежавшее было хорошее настроение. Правда, выходить на мороз совсем не захотелось, поэтому, пожелав родителям хорошо повеселиться и пообещав вернуться завтра днём, я только обрадовалась, когда мой жених снова взялся за руль и, развернув, вывел Ламборджини на пустую дорогу. От того, что это была первая в жизни новогодняя ночь, которую проведу с любимым, и не нужно всё время смотреть на часы, сожалея, что минуты свидания утекают так быстро, на душе было особенно радостно, и всё же меня не покидала мысль, что эльфам могут быть неприятны человеческие поступки. Особенно хамские и беспардонные, как у Филиппа.
— Олеся, в моей жизни случались оскорбления и похуже. Против большинства гномов этот пижон не так уж плохо воспитан, — заверил меня Король, однако всё же притормозил у обочины, когда я положила ладонь на его плечо. — Ты же сама постоянно твердишь, что я каменный, так что мне будет?
Фасаду может и ничего, а внутри, в самом сердце, мы все можем испытывать боль. Даже если это сердце бетонно-гранитное.
— Мне просто нужно, чтобы ты знал, что так дорог мне, что без тебя дышать трудно, — его пронзительный изумрудный взгляд смущал, и всё же было просто необходимо поделиться своим теплом, заключить в слова то, что эльф и так знал, но ведь лучше услышать, чем подслушать. — У меня был выбор, я его сделала, и ни о чём не стану жалеть ни сейчас, ни потом.
— Ты слишком молода и доверчива, — вокруг красиво очерченных губ залегли морщины, которые нестерпимо хотелось разгладить пальцами, тёмные брови почти сошлись на переносице, когда он приблизил своё лицо к моему. — Может быть, твоя человеческая жизнь была бы счастливее чем та, что я смогу тебе дать?
— Может и молода, — кивнув, я поцеловала уголок его рта. — Но не настолько, чтобы не понимать, что в моей судьбе может быть только один суженый, и без него, без тебя мне не будет счастья ни в эльфийской, ни в человеческой жизни. Разве ты не веришь своим Валар?
— Верю.