Самая снежная ночь (СИ)

Паника — не лучший советчик, но когда подумала о том, что оскорбила жениха своим поведением до такой степени, что он предпочёл уйти, кроме неё ничего не осталось. Не может быть, он ведь не такой неженка, чтобы обидеться на уязвленную им же девушку, да и о моём отношении к Филиппу прекрасное знает, однако, что я сама знаю о болезненной ранимости эльфийской души? По себе судить нельзя, во мне всё ещё много человеческого, а вот Леголас до сих пор, ностальгируя, разъезжает по любимым местам русской глубинки — прощается перед тем, как навсегда отбыть в Валинор. Так может и Трандуилу гораздо больнее, чем он хочет показать, просто умеет мастерски прятать свои чувства? Ещё и в очередной раз выслушал все глупости, которые творятся в моей голове, когда злюсь. Плохо. Очень плохо. Что же теперь делать? Где теперь его искать, чтобы просить прощения за своё отвратительное поведение и это дурацкое платье? Хуже того, как выдержать праведный королевский гнев? Впрочем, какой из него праведник? Это же как нужно было взбесить Валар своими внебрачными амурными похождениями, чтобы нарваться на персональные розги? Небось, гулял как мартовский кот без продыху, вот они и снизошли искать воспитательные методы.

Гоня от себя мысли о том, что в прошлом Трандуил уделял барышням гораздо больше внимания, а меня даже с Днём Влюблённых поздравить не пожелал, я быстро сбежала по ступенькам и поспешила к единственном припаркованному у бордюра такси. В конце концов, то были лишь любовницы, а я — невеста, и это что-то да значит. Должно значить. Или после сегодняшнего вечера уже нет? Может поэтому он и уехал по-английски, не прощаясь? Быть того не может! Правда, эльф так сильно отдалился от меня за последнее время, что уже ни в чём нельзя быть уверенной. Горло сжало от подступивших слёз, пальцы дрожали, когда открывала дверцу старенькой серой Волги, однако объяснить удивлённому водителю, что мне срочно нужно на Старое Кладбище, всё же кое-как смогла.

— Уверена? — спросил дородный рыжий дяденька, заводя двигатель и выруливая на своей колымаге на обледеневшую дорогу. — Чего это ты на ночь глядя туда собралась?

— Согрешила, свечку в церкви поставить хочу.

Обычно я не против поболтать с разговорчивыми таксистами, к тому же у этого вроде бы лицо знакомое — кажется, он раньше куда-то уже меня возил, но сейчас, когда поджилки тряслись от страха, слова просто не шли с языка. Хотелось только одного — обрести наконец хотя бы крупицу взаимопонимания со своим ледяным любимым, и не важно, все ли органы у него на месте и в рабочем состоянии, пусть только хоть ненадолго оставит своё величие в сторонке и побудет обычным и тёплым. Если, конечно, такое возможно.

Сыпавший с низкого дымчато-чёрного неба снег плотной завесой окутывал город, едва позволяя различить, где проезжая часть, а где дома. Поэтому, когда автомобиль затормозил, я не сразу поняла, что мы уже на месте, да и вопрос о том, стоит ли подождать, чтобы отвезти обратно, вверг в недоумение. Нет, ждать меня определённо не нужно — дальше я сама, и обратно, возможно, тоже.

Получив расчёт, таксист поспешил уехать, я же, натянув капюшон, направилась по аллее к знакомым воротам с херувимчиками, которые все, как один, сейчас были на месте, что вызвало ещё больше беспокойства — разве им не положено разлететься? Разве сейчас не должна появиться узкая кованная калитка и вязы за ней? Может и нет, ведь когда мы с Трандуилом заезжаем средь бела дня, то ворота собственно находятся на месте. Ладно, пусть. Главное, найти нужный склеп — там ведь гараж его Ламборджини. И оленюшня рядом. Так что бояться совершенно нечего. В конце-концов сегодня не полнолуние, чтобы покойники из могил вылазили. Или им фазы луны без разницы? Ну вот кто просил об этом думать именно сейчас? Хотя о чём другом можно думать, когда в потёмках на негнущихся ногах подходишь к кладбищенской ограде, за которой уже видны старинные кресты? Говорят, в прежние времена матери и жёны, ждавшие своих сыновей и мужей с фронта, приходили сюда на закате, чтобы просить у последнего привезённого о милости — о том, чтобы вернул их близких живыми и невредимыми. Последний имел власть и мог помочь, но взамен он всегда что-то забирал. Или кого-то. Подходил к ограде и спрашивал, что готова отдать за исполнение своей просьбы? Если оставался доволен откупом — помогал. Интересно, ведь на этом кладбище давно уже не захоранивают, и самый последний всё ещё бродит, или уже упокоился?