Самая срочная служба

- А куда ты денешься, - хихикал маленький, - неужели бросишь меня здесь? Вот сейчас ты придешь, встанешь перед лейтенантом Мудрецким и будешь блеять, как баран, не в состоянии связать двух слов. Что ты без меня? Да ничего, куча костей и мяса.

Резина плелся последним и все время умолял идти медленнее, боясь поотстать. Валетов наполовину полз уже, но еще упорно двигался вперед, Леха трезвел с каждым шагом.

Солнышко начало садиться, и на душе становилось грустно и кисло.

- Ну чего мы тут еще найдем? Может, колодец с медовухой, - рассуждал Простаков. - Знаете, как в старину медовуху варили? Одна часть меда, одна часть ягод. Все перемешивают и года на три-четыре бочоночек в погребок, потом достают, разливают. Смотри, чего понастроили-то посреди глуши!

Пьяные солдатики стояли и, лупая мутными глазами, долго рассматривали трехэтажный теремок, выросший на полянке непонятным образом. Дорог-то нет. Как материал-то завозили? Чудо!

- Ты погляди, облицован-то мрамором, - вздыхал Резинкин.

- Черным, - уточнил Валетов.

Леха мычал.

- Гляди, гаражи идут, пристройкой.

- Один открылся.

- Смотрите, внутри какая тачка.

Леха мычал.

- Это «Линкольн-Навигатор». Он стоит чемодан денег, - бормотал Резинкин. - В нем дури не мерено. Полный привод. Роскошь и комфорт внутри, броня снаружи.

Солнышко выгодно освещало дом. Окна сверкали. Витиеватые столбы крыльца и перила балконов поражали резьбой. Крыльцо манило к себе белыми мраморными ступенями. Высокие двери из белого пластика и стекла с напыленным на него металлом приглашали взяться за золотые массивные ручки и войти внутрь. Мягкие полукруглые своды влекли к себе, заставляя воображение выстраивать в голове виды уютных спален с мягкими подушками, широкими кроватями и столиками на колесиках, уставленными фруктами.

Около дома не было ни дорожек, ни тропинок. Метрах в десяти от крыльца ровный мягкий изумрудный газон сменяла голубая плитка.

Они вышли на поляну и пошли к теремку.

- Может, скажут нам хозяева, где находимся, - надеялся Фрол.

Резинкин смотрел все в сторону машины, пока ворота гаража сами не закрылись. Что это? Для чего? Подманивают? Сейчас нападут, убьют и сожрут. Ему стало не по себе.

- Может, прежде чем туда пойдем, нам здесь разуться? - Резинкин выпрямился, поправил висящий за спиной вещмешок, заботливо осмотрел удочку.

Мысль правильная, чего в гостях гадить. Сапоги у них грязные.

Ребята здесь, видать, крутые живут. Вон какую фигню в глуши учинили. Чем ближе подходили они, топая босыми ногами по кафельным плиткам и таща в руках тяжелые и кое-как оббитые от комков грязи сапоги, тем выше становился теремок. Он поднимался вверх куда больше, чем на стандартные три этажа, а его крыша едва не сравнивалась с высокими соснами.

Трое остановились, не решаясь ступить на белые ступени. Витые колонны, поддерживающие крыльцо, были массивны. Причудливая резьба с изображением райских птиц и мелкого зверья, белок, соболей, дикобразов покрывала их. Откуда-то прилетел шмель и начал кружиться над ними. Химики стряхнули с себя оцепенение. Каждому показалось, что внутри него заиграла тихая, приятная музыка, которая становилась все громче и громче, и вот уже вся поляна купается в мелодичных созвучиях колокольчиков, свирелей, бубенчиков и гуслей.

Серебристые от напыленного металла створки дверей распахнулись, и на крыльцо медленно выплыли три девушки в белых сарафанах, высоких кокошниках, увешанных жемчугами, с караваями в руках. Они низко поклонились солдатам, протягивая хлеб-соль, и не спешили выпрямляться. Висюльки на кокошниках раскачивались.

- Это чего, нам, что ли? - не понял Леха. Давно не видел хлеба. Да и девки ничего. В центре стояла, наклонив голову, здоровая широкомордая девица в русском народном наряде. Леха поставил свои сапоги с одной стороны, котелок с водкой с другой и потопал босыми ногами вверх по белому мрамору.

Он встал перед девицей, тут же поднявшей голову и смотревшей на него пристально черными как смоль глазами. Леха потерялся. Он попытался отломить кусок хлебца. Но корочка оказалась жесткой. Он надавил со всей силы, девчонка не выдержала, и каравай полетел вниз, покатился по ступенькам, задев хлеб девчоночки поменьше, постройнее, с затянутыми в тугую косу пепельными волосами и голубыми глазами, вышедшую аккурат напротив Резинкина.

- Вечно ты все, Леха, испортишь! - закричал Фрол, подбегая к маленькой и ядреной девчоночке, чьи короткие волосы были полностью скрыты кокошником. Через нитки жемчуга Фрол все же разглядел крашеный рыжий чуб на черном фоне. Она кокетливо склонила голову и протянула Фролу хлеб.