Самая страшная книга 2014

Цикл природы. Жизнь продолжается. А у него осталась лишь коллекция кассет да старенький плеер, чтобы время от времени оживлять любимые из воспоминаний. Можно было бы, конечно, почитать одну из книг, которые он сам же и писал. Но его книги, даже лучшие из них, те, что разошлись миллионными тиражами, все наполнены ложью и недомолвками. Читатель не ведал, откуда в книгах материал. Читатель не знал, кем работает автор. Читателя было весело обманывать, так же весело, как и играть с теми, у кого он брал предсмертные интервью. Савелий мнил себя Жнецом, а Жнец сидел напротив. Савелий думал, что это он развлекается, смеется над собеседником, а все было наоборот.

В молодости это доставляло Петру известное удовлетворение. Ведь всякий раз, когда он брал в руку перо (карандаш, ручку — неважно), когда описывал на бумаге свои беседы с людьми из камеры смертников, его воспоминания вставали перед ним живой и яркой картиной. Сейчас, после многих лет без работы, они померкли и стерлись из памяти. Но зато с ним оставались голоса…

Даже теперь, спустя многие годы, голоса действовали безотказно: члены его дрожали, дыхание учащалось, внизу живота становилось горячо и приятно. Старик стонал от наслаждения, запершись в комнате, чтобы старуха и внуки не услышали. Бился в конвульсиях, раз за разом переживая сладостные моменты: тьма, выстрел, брызги на стенах, теплая плоть, мертвая плоть…

Живые мертвецы говорили с ним в наушниках — визжали, ревели, стенали, хвастались, угрожали, смеялись, плакали, кричали, шептали, мечтали. Доверяли ему сокровенные мысли, идеи, последние предсмертные послания, последние мгновения своих жизней. Рассказывали о детских ночных кошмарах…

И Петр наслаждался. Всякий раз, когда приходило и охватывало все его существо Понимание, Понимание с большой буквы: он — лучший. Он могущественнее их всех, он сильнее всего мира. Он — лучшая Парка. Он отнимал жизни и рассказывал о своих жертвах, не боясь наказания. Он сделал на них миллионы, обеспечив себя и свою семью. Он нашел свое место в обществе, и общество принимало его таким, какой он есть.

И старик совсем не боялся смерти, того мгновения, когда Жнец Жнецов коснется его невидимой рукой. Петр был готов пожать эту руку.

А кошмары…

Кошмары ему никогда не снились.

Вадим Волобуев Буря

Шторм бушевал весь день. Пронизывающий ветер швырял на заросший папоротником берег ледяные волны, злобно трепал траву на горном склоне, ревел в черном поднебесье. Океан выбрасывал на раскисшую почву водоросли, ракушки и мелкую живность, уносил потоки грязи и вырванные с корнем растения.

Очередная волна, схлынув, оставила на размытом и скользком берегу двоих — мужчину и женщину. Мужчина медленно поднял из склизкой жижи чумазое лицо, заморгал, поводил туда-сюда головой. Осторожно отпустив ярко-красный спасательный круг, он перевернулся на спину и подтянул к себе колени. Прибой ударил его в грудь, потащил обратно в море, но мужчина судорожным движением успел схватиться одной рукой за распластанные по земле папоротники, а другой — за круг. Дождавшись, пока волна отступит, он встал на колени, подхватил свою спутницу под мышки и поволок ее прочь от берега. Оттащив женщину на полсотни метров в глубь острова, наклонился к ней, поцеловал в губы. Та вяло пошевелила руками, закашлялась и открыла глаза.

— Мы на земле! — прокричал ей мужчина, перекрывая шум ветра. — Ты можешь идти?

Женщина что-то ответила, ее слова унес шторм.

— Что? — Мужчина наклонил к ней ухо.

Прикрыв глаза, женщина медленно кивнула.

Повсюду колыхалась трава. Ни бугорка, ни выемки, ни малюсенького деревца вокруг. Но выше по склону — о счастье! — обнаружилась неглубокая пещера. Не пещера даже — выемка, пробитая столетиями бурь и штормов. Поддерживая друг друга, спасённые вскарабкались на косогор, вползли на четвереньках в укрытие и рухнули без сил. Спустя мгновение оба уже спали, не замечая рокотавшего за каменными сводами тайфуна.