Олег тщетно пытался заснуть. Несмотря на таблетку феназепама, он уже третий час пялился в потолок, исчерченный бледными полосами лунного света. В приоткрытую форточку проникала струя свежего воздуха, раздувая белый тюль и голубые занавески. Их покупала Леля… Впрочем, как и все в этой квартире. Новые вещи в новом доме. Который должен был стать их семейным гнездышком, их крепостью, а стал душным склепом для одинокого калеки.
Он потерял в той аварии не только ногу, которая мучила его теперь фантомными болями каждую ночь. Ему казалось, что самое его сердце вырвали из груди – в сплющенной лобовым столкновением машине истекла кровью и умерла его жена, его Леля.
Ветреная красавица-блондинка сводила его с ума еще в школе и потом, в институте, но он и помыслить не мог тогда о взаимности. Терпеливо ждал в сторонке, пока она пробовала на вкус ухаживания племенных жеребцов из богатых семей, на крутых тачках, с папиными платиновыми картами… С одним из таких мажоров она и укатила в столицу а после семи лет дольче виты вернулась – похудевшая, спокойная, но какая-то прибитая. Несущая в себе боль. И когда Олег, наконец, заикаясь, сделал предложение, согласилась просто, с благодарной улыбкой. Сказала лишь осторожно: «Олежек, только детишек у нас с тобой не будет». На что он промолчал, а она опять ему благодарно улыбнулась…
Боль снова багровой клешней защемила культю, Олег заскрипел зубами и потянулся к тумбочке. Закинул в рот еще одну таблетку, запил холодной водой. Через пару минут вроде стало полегче, но сон по-прежнему не шел. Олег пошарил справа от себя, рука заскользила по прохладной, ровной простыне. Ему до слез захотелось, чтобы жена была сейчас рядом. Захотелось провести рукой по золотым волосам, вдохнуть запах… Он что-то почувствовал, легкое движение воздуха, который вдруг наполнился новыми молекулами – сладко пахнущими, дарящими невероятное облегчение. Послышался звук – Лелино пианино в соседней комнате издало низкий, дрожащий вздох. Еще один. Еще. Как будто забилось мертвое сердце – механически, однообразно, на одной ноте. Ему в унисон Олег начал захлебываться в горячем артериальном приливе. Он вытер пальцами потные веки, встал с постели и, опираясь на костыль, пошел в гостиную.
Леля сидела, склонившись над клавишами. Костлявыми пальцами она несильно нажимала на них, извлекая из инструмента тоскливые, прерывистые стоны. В ее темных от мокрой грязи волосах застряли бурые осенние листья. Сквозь обнаженную синевато-белую, рваную кожу виднелась решетка желтых ребер. Вдоль бедер тек болотный туман, в котором копошились улитки и черви. Груди, как два разбухших под дождем гриба, свешивались на впалый живот и сочились ядом. Черным тюльпаном цвел лобок.
Олега закачало от ее аромата, он захотел ее страстно, мучительно, до боли. Она медленно повернулась к нему. Ее рот разошелся в широкой благодарной улыбке, из горла и глазниц хлынул слепящий свет, окунувшись в который Олег почувствовал себя абсолютно счастливым…
Пасмурное осеннее утро застало его в измятой постели с тем же выражением блаженства на лице, с глазами и горлом, забитыми холодной грязью вперемешку с бурыми листьями.
Санек разулся у порога и шмыгнул в кухню. Батя сидел за столом, уставившись в одну точку. Парень выудил из сковородки с яичницей кусок поджаренной докторской колбасы и направился к себе, по пути нечаянно задев выстроившиеся вдоль плинтуса пустые бутылки из-под воды и пива.
– Под ноги смотри, горе, – бесцветно буркнула мать, проплывая мимо него по коридору, как огромный дирижабль.
Санек дождался, когда она скроется в кухне, и заглянул к сестре. Она сидела на кровати, укутанная в розовое махровое полотенце. Маленькие добрые раскосые глазки блуждали бессмысленно по комнате, пухлые губы кривились в глупой улыбке, на бритой голове желтел короткий пушок. Своим теплым дыханием она вызывала в нем ненасытную волчью жажду. Прежде чем закрыть за собой дверь, он прислушался к голосам родителей.
– Соседка вроде что-то заподозрила, – как всегда, на одной ноте бубнила мать. – Говорит мне: «Ты, Света, поправилась так с весны… Прибавления ждете?»
– А ты чего? – просипел отец.
– Ясное дело, нет, говорю. У меня, говорю, пуховик такой.
– Скоро уже?
– Да уж скоро. Готовься.
– Не впервой. Где? В ванне?
– Да где еще? Сразу и утопишь. А я потом собакам вынесу.
Из соседней комнаты послышался шум. Мать нехотя поднялась и, отдуваясь, как бегемот, направилась туда. Послышался ее злобный крик:
– Ах ты, говнюк! Кобель похотливый! Весь в папашу! Я ж ее помыла только что!..
Отец семейства с сожалением посмотрел на пустые бутылки, вытащил из холодильника «Серебряный ключ» и с удовольствием допил остатки.