– Девочке он представлялся в виде актера. Ну который того бандита играл в американской фильме. Роберт, Роберт, как его там…
– Негусто, – равнодушно обронил помощник прокурора. – Что-нибудь еще?
– Я сегодня в силе, – протянула ведунья, взмахнув руками и разбрызгав призрачные искры. – Попробую почувствовать того, кто снасильничал.
Она изобразила ладонями сложную фигуру, искры так и посыпались по сторонам. Марина поспешно отодвинулась.
– Кружит, кружит ворон черный, приближается, злодей. Высмотрел себе добычу, ласточку невинную, – глухо забормотала ведунья.
Помощник прокурора, прекратив дремать, выпрямился на стуле.
Ведунья нахмурилась, вглядываясь в невидимые линии.
– Не один он в тучах кружит. Серый коршун вслед за ним тенью грозною несется, тоже ласточку приметил. – Ведунья по-бабьи подперла щеку рукой и жалостливо вздохнула: – Беда.
Я частенько смеюсь, когда читаю статейки о таких, как я. Бестолочи, что их пишут, и кретины, которые читают, уверены, что фигуранты статеек все как один ненормальны. И понятия не имеют о том, что ненормальны – лишь с их убогой, заскорузлой, кондовой точки зрения. Я – абсолютно нормален. К тому же адекватен, и с головой у меня все в порядке. С логикой тоже.
Да, разумеется, большинство насильников, расчленителей и садистов – попросту тупые скоты. Но не все. Джек-потрошитель тупым не был. А был он эстетом. Таким же, как и я. Поэтому его так и не нашли. И меня не найдут. Никогда.
Я не только эстет и аналитик. Я – педант. Скрупулезный, аккуратный и внимательный к мелочам. Это – главное. Бытует идиотское мнение, что якобы любой преступник оставляет за собой улики. И не только оставляет, а еще и возвращается туда, где наследил. Чушь для слабоумных. Я – не оставляю улик. И не возвращаюсь, чтобы освежить воспоминания. Для этого у меня есть дневник.
Когда-нибудь его, наверное, продадут с аукциона за миллионы – еще бы, уникальная вещь. Только случится это после моей смерти. Заметьте, естественной.
Сейчас в дневнике семь завершенных глав. И одна недавно начатая. Я перечитываю их каждый день.
Ирочка Бестужева, двадцати лет, натуральная блондинка, зеленоглазая, с ямочкой на подбородке и родинкой-завлекалочкой на правой щеке. Моя первая невеста. Фас, профиль. А вот она же после свадьбы. Не все при ней осталось. Впрочем, даже без обеих грудей тело выглядело вполне привлекательно. Эстетичная фотография, я сделал ее на прощание, когда уходил.
Анастасия Довгарь, двадцати трех. Жгучая брюнетка со смуглой шелковой кожей. Болваны-психологи пытаются просчитать преступника по типажу жертв. Это иногда работает с недоумками, западающими исключительно на пепельных блондинок или, скажем, на плоских допубертатных нимфеток. Со мной – не работает. Невесту я подбираю, руководствуясь логикой и аналитическим расчетом. Так, чтобы ничего общего с предыдущей она не имела. Ни внешности, ни места жительства, ни рода занятий. Ира Бестужева училась в медицинском, а Тася работала кассиршей в супермаркете. Свадьба с Тасей вышла чуть ли не идеальной: та до последнего надеялась. Даже когда надеться стало совершенно бессмысленно, все смотрела на меня жалобно единственным уцелевшим зрачком и молила не убивать. Смешно.
Лена Иванова, рыженькая дурочка из МГИМО. Катя Марговская, водитель трамвая. Шейла Рустамова, восточная красавица, недешевая девочка из эскорт-сервиса. С ней, правда, вышла неувязка, та еще была штучка, едва не покалечила. Едва справился – сильная была девочка и приемы знала. Надо же, какие шлюхи нынче – Маты Хари доморощенные.
Оленька Дегтярева, лапушка. Экскурсовод, четыре иностранных языка, это в двадцать семь-то лет. К свадьбе с ней я готовился особенно тщательно. Настраивал себя, все-таки не первой свежести дамочка, можно считать перестарок. Ничего, прекрасно все вышло, несмотря на некую дряблость кожи. Оленька долго не хотела умирать, и я не удержался тогда – подарил ей еще одно совокупление, хотя время уже поджимало, и надо было уходить. Что ж, девочка того заслуживала.
Светка Коломиец, училка-зубрилка. Провинциалочка, ничего особенного, но очень мила. И – очки, до нее у всех моих невест было прекрасное зрение. Я намеренно выбрал очкастенькую и оказался прав – возбуждает запредельно, кто бы мог подумать.
А вот и последняя глава, неоконченная. Маша Алферьева, студенточка Российской академии правосудия. Самая, пожалуй, красивая из всех. Сероглазка моя русоволосая. Надо же, какой правильной формы лицо – можно сказать, академической. И носик, губки – чудесная девочка.
Я захлопнул дневник. Проанализировал свое состояние и по степени возбуждения убедился, что яркость воспоминаний уменьшилась. А значит, пора готовиться к свадьбе.
Безжалостное весеннее солнце пробивалось сквозь шторы и лупило в глаза. Митя поерзал на скамье, пытаясь спрятаться от яркого света.