Самая страшная книга 2017

– Не скажу, Петечка, – отрезала Валецкая. – А вот Миша наивно полагает, что ты не интересуешься политикой. И о нас он ничего не знает. У него на меня планы.

– Все равно не верю… – произнес Петр. Он чувствовал страшное опустошение.

– Не веришь? – Марго приблизила свои мягкие, горячие губы к мочке его уха и прошептала: – Он сам тебе все расскажет, когда захочет. Потом. Ты не представляешь, какой он важный стал. Вот только…

– Что «только»?

– Он очень странный. – Голос женщины дрогнул. – Дело то ли в его речи, то ли в глазах… не знаю. Когда мы с ним разговаривали, он как-то странно на меня смотрел. Ты знаешь, он нагоняет на меня страх.

В дверь, ведущую на террасу, кто-то постучал. Это была дочка Петра Настя.

– Папенька, тетя Рита, вы скоро? – спросила она, смешно морща носик. – Мама и дядя вас зовут. Без вас не начнем!

– Да! – хором откликнулись Марго и Петр.

Настя посмотрелась в зеркало, что стояло при входе, показала сама себе язык, хихикнула и убежала в гостиную.

– Ну что же ты, идем, – сказала Маргарита. Желтый конверт вновь скрылся в ее декольте. – И подумай над моими словами, Петечка.

«Она – змея. Безумная, разнузданная тварь», – подумал Беляев, стискивая зубы. Ему не хотелось признаваться, но ее тело по-прежнему манило его. Он хотел эту жадную, злую и подлую женщину. В голове его пронеслись образы дореволюционной Москвы – развращенной, с ароматом опиума и духов. Однако другая мысль терзала Петра куда сильнее: «Но как же Михаил мог? К красным…»

Марго взяла его за руку и повела за собой. Петр шел за ней в столовую, а навстречу ему несся красивый и звучный голос Михаила. Брат декламировал что-то – то ли из Гиппиус, то ли из Владимировой. Звучало страшно и прекрасно:

…Невозвратимо. Непоправимо.
Не смоем водой. Огнем не выжжем.
Нас затоптал – не проехал мимо! —
Тяжелый всадник на коне рыжем.
В гуще вязнут его копыта,
В смертной вязи, неразделимой…
Смято, втоптано, смешано, сбито —
Все. Навсегда. Непоправимо…[1]

– Твой брат неисправим, Петя, – восторженно заявила Маргарита. – Я уверена, что Гиппиус представляла именно такого человека, как он, когда писала эту красивую жуть… Кстати, Мишенька, а тебе как чекисту дозволяется читать такие контрреволюционные стихи?

Михаил послал ей воздушный поцелуй.

– Что же ты видишь, Рита, в них контрреволюционного? – осклабился он. – Самая что ни на есть пролетарская поэзия. Сколько в ней жара, сколько ярости… Правда, Петя? Думали ли мы с тобой, что в такие великолепные времена будем жить?

Петр молча пожал плечами.

– Ну что же вы, господа! – воскликнула Анна. Вид у нее был растерянный, и она удивленно и жалобно смотрела на мужа. Петр опустил глаза. – Давайте сядем за стол и оставим все разговоры о политике. Миша, комиссары ведь празднуют Рождество?

– Нет, Аня, – засмеялся Михаил. Петр отметил, что реакция брата была несколько наигранной. – Не празднуют. Но мы сделаем небольшое исключение.

Семья и гости расселись за рождественским столом. По нынешним голодным меркам, угощения были богатыми. Помимо приготовленной Анной картошки и квашеной капусты, чего здесь только не было – и мясная закуска, и рыба, и икра! А еще вино. И водка. Много бутылок. Все это привез с собой Михаил.

«Будто волшебник явился, – мрачно думал Петр, глядя на брата. – Только я еще не знаю, какой – злой или просто страшный».

Михаил почувствовал взгляд брата и пристально посмотрел на него. Бывший штабс-капитан отвернулся. Признаваться не хотелось, но пришлось: Петр Беляев, прошедший фронты Русско-японской, Великой и Гражданской войн, боялся своего младшего брата. Быть может, этот страх не был бы таким ощутимым, если бы за столом не сидели его жена и дети. А может… и не в них было дело. Петр почти явственно ощущал, что перед ним не тот добродушный и вспыльчивый сумасброд, которого он знал с детства. Это был кто-то другой. Словно за спиной брата прятался зверь. Ждал своего часа, чтобы выскочить и пожрать всех вокруг.

«Ладно, – подумал Петр, – выпью и приведу мысли в порядок». Но совладать с соблазном не смог и покосился на свою шинель с оторванными галунами, что висела в прихожей. Там, в кармане, лежал небольшой браунинг. На всякий случай…

– А расскажу-ка я вам рождественскую историю, – начал Михаил. Первые тосты были произнесены, и хозяева с гостями приступили к ужину. – Страшную, – добавил он, чем привлек к себе внимание детей. – Но поучительную и с хорошим концом…