Самая страшная книга 2017

Почему-то сразу расхотелось заходить внутрь. Настя представила, как откроет дверь и запах набросится с удушающей силой, потому что квартира наполнена им до краев… Но она все же провернула ключ, будто против своей воли, вошла.

Запах действительно был, хоть и не такой сильный. Показалось, что коридор залит темнотой. Стоило закрыть дверь, как Настя разглядела дрожащую серость из кухонных окон и белую полоску света под дверью бабушкиной комнаты.

Странно, родителей ведь не было дома, а родственники ночевали в их спальне.

Тишину квартиры нарушил сухой резкий треск. Кто-то хихикнул. Скрипнули колеса – Настя уже запомнила этот скрип тети-Машиного кресла. Значит, не спят.

– Отдирай, не ленись! – Это дядя Эдик. Голос у него дребезжащий, булькающий. – Семь штук осталось! Давай по одной, ну!

Квартира вдруг перестала казаться родной. Будто кто-то изменил реальность и засунул Настю в чужой мир, где было темно и страшно. Дрожали тени, как в фильмах ужасов, а рассвет не наступал, хотя на улице уже час как было светло.

«Все дело в уборке, – подумала Настя, – папа переставил вещи. Я еще не привыкла. Поэтому кажется, что чужое и неправильное».

Снова треск. Кто-то захихикал, казалось, у самого уха, Настя вздрогнула и чуть было не выскочила обратно на лестничную площадку.

Нельзя так бояться. Не маленькая ведь. Начиталась ужастиков разных, вот теперь и думаешь всякое…

Она пошла по коридору, сконцентрировавшись на полоске света из бабушкиной комнаты. Не разулась, не сняла рюкзак.

Из-за двери взвился дружный разноголосый смех. Настя для приличия постучала согнутым пальцем и толкнула дверь плечом.

Горела настольная лампа. Настя сразу увидела тетю Машу, сидящую на бабушкиной кровати. Одета она была в черное платье, плотно облегающее каждую рыхлую складку на ее огромном теле. Обнаженные до колена ноги покрыты густой сетью синих вздувшихся вен, а вместо стоп, где должны были быть пальцы, Настя различила желтоватые вздутые отростки вроде щупалец, с коготками на концах. С лицом у тети Маши тоже было что-то не так… сквозь морщинистую кожу проступали угловатые черные контуры, переплетение линий, словно под одним лицом было другое – чужое, не человеческое.

Перед Настей возник словно из воздуха дядя Эдик. Залысина его блестела от пота, усы встали торчком. А еще что-то страшное происходило с его глазами. В правой глазнице, заросшей кожей с беспорядочными штрихами белых шрамов, в бешеном ритме пульсировал тугой комок. Левый же глаз шевельнулся, зрачок его, бледно-розовый с рассыпанными черными точками, с чавкающим звуком перетек сверху вниз и уставился аккурат на Настю. Зрачок был не круглый, а овальный, почти как у кошек, в обрамлении зеленовато-красных мелких вен.

– Ну как же так, без предупреждения! – ухмыльнулся дядя Эдик, и из рта его дыхнуло влажным запахом гнили. Настя разглядела острые клыки под уголками губ. – Стучаться же надо, солнышко! А если бы мы тут, например, голые бегали? Только по приглашению, дорогая. Вы вот пригласили, мы и пришли. Законов не нарушаем, знаешь ли.

– Ага. Невежливая девочка, я сразу сказала! – вставила тетя Маша.

Она скребла пальцами кожу на ногах, оставляя глубокие темно-фиолетовые бороздки, похожие на те самые вздувшиеся вены. Вместе со словами, показалось Насте, изо рта тети Маши выплывали тонкие белые нити и, искрясь, кружились по комнате.

В этот момент Настя разглядела наконец Соню. Девочка словно пряталась от тусклого света у стола и, вытянувшись, подковыривала пальчиками иконки, срывала их, ломала, бросала на стол, в общую кучу. Ее старые резиновые игрушки – те самые, искалеченные, потрепанные – сидели полукругом на столе. А новые – подаренные – валялись среди щепок и осколков изломанных икон.

Дядя Эдик положил руку Насте на плечо. Настя вздрогнула от наполнившего ее испуга. В ноздри проник резкий запах гнили, старости, разложения.

– Ты почему не в школе, дорогая? – Из его рта тоже выпорхнули нити – почти прозрачные, едва уловимые взглядом. Кончики их, дрожа, потянулись к лицу Насти.

…чтобы окутать, замотать в кокон безразличия…

– Она прогуливает! – выкрикнула тетя Маша, с особой яростью расчесывая ноги, так что кожа в некоторых местах лопнула, выпуская зеленовато-красную сукровицу. – Нехорошая девочка! Нельзя так! Мы тут стараемся, гостей ждем, а она? Подглядывает!

В пальцах Сони треснула иконка. Щепки полетели под ноги. Соня повернула голову, открыла редкозубый рот и вдруг показала Насте язык. Длинный и раздвоенный, как у змей.

– Вы зачем так делаете? – вскричала Настя, срывая голос от испуга. – Это бабушкины! Нельзя так! Я маме скажу! Вы все ломаете! Всю квартиру испортили!