Самая страшная книга 2018

Истомин быстро прицелился и надавил на спусковой крючок. На четвертом выстреле маузер щелкнул пустой обоймой и затих. Командир был уверен, что две пули точно попали в цель, но оборотень даже не пошатнулся.

– Стреляйте в него! Стреляйте!

Приказ командира заставил бойцов очнуться от оцепенения. Хлопнули нестройные выстрелы. Тварь повернулась к ним; пули отскакивали от густой шерсти и падали в снег расплющенными кусками свинца. Оборотень заревел, и, вторя его рыку, ветер задул с утроенной силой. В поднявшейся снежной кутерьме Истомин потерял из виду своих людей, но по ругани да редким хлопкам выстрелов было понятно, что некоторые из них пока живы. Чудовище ходило среди них, раздавая удары направо и налево. Одному из солдат зверь оторвал голову и запустил ею в другого бойца, пытавшегося бежать. Еще одного как на вилы насадил на длинные когти и распорол, будто трухлявый мешок, выпустив сизую требуху.

От увиденного Истомин попятился, но запнулся о лежащее на снегу тело и упал. Бесполезный теперь пистолет отлетел куда-то в сторону. В паре шагов от себя он заметил проводника – тот стоял на коленях и мелко крестился дрожащей рукой, что-то бормоча по-зырянски. Глаза его были круглыми от ужаса.

Оборотень расправился с очередной жертвой и повернулся к ним, оскалив клыки. Истомину показалось, что рост твари снова увеличился и теперь более чем вдвое превышал человеческий.

– Бежим!

Истомин толкнул проводника, но тот не отреагировал. В бормотании обезумевшего зырянина командиру удалось расслышать неразборчивую, но часто повторяемую фразу:

– Яг …орт. Яг …орт.

Оборотень двинулся в их сторону. Истомин отполз назад, насколько смог, потом поднялся и бросился бежать со всех ног. За его спиной раздался полный ужаса и отчаяния вопль, на секунду заглушивший даже завывания ветра. Потом послышался хруст костей и глухой стук, словно кто-то отбросил в сторону безжизненное тело.

Истомин бежал, не разбирая дороги, ежеминутно падал, поднимался и бежал снова. За спиной вновь раздались крики боли и дьявольский хохот – пронзительный и торжествующий, в котором не было ничего человеческого. Никто из чоновцев не последовал за ним – все остались внутри созданной оборотнем крутящейся снежной ловушки.

Истошные вопли разносились далеко окрест, стегали наотмашь, безжалостно кромсали ледяными ножами животного страха. Страха, подобного которому Истомин не испытывал никогда в жизни. Сама собой в одурманенном кровавой мутью сознании возникла мысль о Боге, отмененном декретом товарища Ленина.

– Господи, спаси! Господи, помоги! – бормотал он на бегу, стараясь не оглядываться. Казалось, тварь не преследовала его; вот уже впереди видна рухнувшая сосна и оставленные сани. Лошади беспокойно мотали головами, но людей, выделенных охранять обоз, нигде не было видно. Не помня себя, Истомин перемахнул через ствол лежащей сосны и бросился к саням, подгоняемый страхом.

Он остановился у ближайших саней и попытался отдышаться. Судорожно глотнул ледяной воздух, – и втянул в себя знакомый запах крови, смешанный с какой-то липкой вонью, оседающей на гортани противным налетом.

Возле саней лежал труп. Его шея была свернута под неестественным углом, рот застыл в посмертном оскале, казавшемся еще более отталкивающим из-за гнилых зубов. Рядом валялся другой – с нелепо приспущенными штанами, словно смерть настигла солдата в тот момент, когда он собирался справить нужду. По другую сторону саней лежали еще двое.

Истомин закричал. Позади раздался глухой треск и рычание, как будто огромный зверь пытался продраться сквозь лесные дебри. Лошади испуганно заржали и забились, пытаясь вырваться из упряжки. Позабыв про сани, полуобезумевший командир ЧОНа со всех ног бросился к реке.

Тварь приближалась; ее тяжелые шаги раздавались совсем близко, заставляя бежать еще быстрее. Так быстро Истомин не бегал никогда в жизни. Припорошенное снегом русло Печоры было уже близко – отчего-то он был уверен, что река станет его спасением.

Ломающий ребра тяжелый удар пришелся в спину. Истомин рухнул в снег лицом вниз; голова тут же взорвалась вспышкой боли, как тогда, в бою с интервентами под Шенкурском. Руки и ноги отказали, каждый вздох давался с трудом, словно кто-то тяжелый сел на него сверху, придавив к мерзлой земле.

Оборотень перевернул его на спину. Истомин с трудом разлепил глаза и постарался сфокусировать взгляд на фигуре, стоявшей возле него на четвереньках. Ускользающее сознание отметило, что это не зверь, а какой-то полуголый старик с длинными, не по возрасту черными волосами.

Старик улыбнулся, и командир увидел, что его зубы были большими и острыми.

Выбежавшие из своих изб вашкинцы смогли увидеть лишь белую воронку снежного вихря, изогнутый столб которого поднимался выше самых высоких сосен. Наиболее глазастые ухитрились разглядеть среди снежной круговерти крохотные черные точки, нелепо мелькавшие в бешеном снеговороте. Иногда точки сталкивались между собой и разлетались в разные стороны, но вихрь тут же подхватывал их и снова затягивал внутрь.