Самая страшная книга 2018

Теперь та трактирная болтовня наполнилась неведомым смыслом. Щукин пристально разглядывал растопинскую рощу, наползающую на него огромным сумрачным зверем, зеленую шерсть которого шевелил на загривке ветер. Чудилось ему, будто бы там высоко, над кронами, порхают невидимые на фоне неба птицы, белые-белые-белые голуби, прилетевшие сюда прямо с иерусалимской горы, точно так же потерявшейся во времени, с древней горы, на чьей вершине застыли раз и навсегда три креста. Он зажмурился, надавил пальцами на веки, сосчитал про себя до десяти. Наваждение исчезло.

Минуту спустя повозка остановилась там, где дорога ныряла под сень деревьев.

– Все, – сказал извозчик. – Дальше не поеду, прощения просим. Ступайте прямо по колее. Как рощу наскрозь пройдете, там и деревню увидите, уж не ошибетесь.

Щукин, придерживая табакерку во внутреннем кармане пиджака, по-мальчишески спрыгнул в траву, с наслаждением потянулся, пару раз присел, чтобы размять изрядно затекшие ноги, втянул носом запахи летнего леса, полного буйной, бессовестной, самой вульгарной жизни. И все же здесь было что-то еще: то ли заплутавшее эхо, то ли предчувствие чьей-то смерти. Думать о подобном не хотелось, и он заставил себя улыбнуться.

Гаев спустился медленно, степенно, погладил уставшую кобылу по спине и крупу, обратился к ее хозяину:

– Послушайте, любезный, нам ведь потом в Корчеву нужно возвратиться, а из деревни вряд ли кто согласится везти. Завтра около полудня подберите нас на этом самом месте, получите ту же сумму. Сможете?

Возница отвел взгляд:

– Вот что я вам скажу, милостивый государь. Ежели думаете отсюда вернуться, то уж не следовало и приезжать. В Растопине приличным людям нечего делать.

Гаев растерянно улыбнулся, открыл было рот для возражений, но возница уже поворачивал лошадь, чтобы двинуться в обратный путь.

– Ладненько, мы как-нибудь сообразим, – пробормотал Гаев. – Как-нибудь.

Щукин рассеянно кивнул. Глядя вслед удаляющейся повозке, он тер пальцем бровь и мысленно последними словами ругал себя за то, что не воспринял всерьез совет пьяного хлыста.

III. Гаев

Роща подействовала на него странным образом: нервное напряжение, копившееся внутри невесть сколько времени, исчезло, уступив место непривычному, почти забытому спокойствию. Он шел по обочине дороги, ступая по свежей траве, и слушал тоскливые выкрики кукушки, считавшей кому-то остаток жизни. Гаев знал, что ему нужно делать. Всю дорогу он готовил себя к борьбе, к столкновению, к чужим слезам и собственной злобе, неуправляемой и мутной, как вода в горной реке, и только здесь понял: ему не обязательно забирать Зинаиду, увозить домой. Если у нее все хорошо, то он просто удостоверится в этом, даст немного денег, узнает, можно ли им писать друг другу, и отправится обратно с чувством выполненного долга. И револьвер системы Смита и Вессона, покоящийся на дне саквояжа, так и останется там лежать бесполезным грузом.

Нужно еще решить, как поступить с плетущимся следом зятем, с мразью по фамилии Щукин, которого ни в коем случае нельзя оставлять безнаказанным. То, что он натворил, непоправимо, а значит, ему придется понести суровую кару. Но все это потом, потом… Сейчас главное – сестра.

Они вышли из рощи и в самом деле сразу увидели деревню, лежащую у подножия невысокого и совершенно безлесного холма. Ровные, недавно подновленные заборы и крытые свежим тесом избы утопали в позднем грушевом и яблоневом цвету. Кое-где из труб тянулись к небу дымные струйки.

– Благолепие! – сказал Щукин. – Как на открытке.

Гаев хмыкнул. Да, Растопино выглядело аккуратным и ухоженным, будто бы только недавно выстроенным. Ни единого серого пятна, ни единой почерневшей крыши, ни детского крика, ни собачьего лая. Почему-то это настораживало.

– Как памятник на могилке, – не унимался Щукин. – Красота, да толку-то от нее?

Гаев недовольно повел плечами, прибавил шагу. Не хватало еще слушать трусливую болтовню бесхребетного ублюдка. Зря все-таки позволил за собой увязаться, незачем ему тут быть. Муженек, в душу мать его!

Они добрались до околицы за пять минут. Там их уже ждали. Три пожилых человека в темной одежде стояли неподвижно у плетня, ощупывали приближающихся пришельцев пристальными, недобрыми взглядами. Гаев и не рассчитывал на радушный прием, а потому решил сразу взять быка за рога.

– Здравствуйте! – произнес он бодро, слегка задыхаясь после быстрой ходьбы, но тут же осекся, рассмотрев встречающих вблизи. Мешковатые темно-синие зипуны из добротного сукна не могли скрыть оплывших фигур, а обрюзгшие, по-бабьи одутловатые лица не имели ни бород, ни усов и казались нелепыми масками, лишенными какого-либо выражения. Одинаковой длины сальные волосы, одинаково расчесанные на ровный пробор, усиливали это впечатление. Быстро справившись с изумлением, Гаев начал заново:

– Здравствуйте, уважаемые! Правильно ли я понимаю, что это деревня Растопино?

– Так, – сказал высоким и хриплым, а оттого похожим на воронье карканье голосом тот, что стоял в середине. Был он, судя по всему, старшим из троих и опирался на кривую клюку с костяной рукояткой.