Самая страшная книга 2019

На мгновение она замирает, глядя в разбитое окно на прекрасный рассвет. Ее заминки хватает для того, чтобы телефон успел затрещать.

– Алло? – говорит она, не отрывая взгляда от огненного бриллианта, восстающего над землей, раскинув в стороны яркие лучи.

– Видела их? – спрашивают в трубке.

Женщина. Та, что связывалась с ней по калькулятору.

– Видела.

– Хочешь еще?

– Нет.

– Тогда звони. – После короткого молчания женщина добавляет: – И я видела. – Ее голос дрожит. – И мой сыночек тоже. Его больше нет.

– Как нет?

– Они забрали сына, когда я перестала звонить. Но я сумею его вернуть. – От решимости в ее голосе Лене становится еще страшнее.

Женщина говорит:

– Если вдобавок будешь отправлять письма и расклеивать объявления, перейдешь на новый ранг. Тогда тебя не тронут.

Она говорит:

– Никого не тронут.

– С ними была моя сестра. Она умерла полгода назад, но говорила со мной из телевизора.

– Ага. Моя умершая мать кричала в форточку, что вилами проткнет мне брюхо.

Женщина продолжает:

– Они вытягивают информацию из подсознания. Используют ее, чтобы подчинить нас.

Тот самый момент, когда вторая сторона сознания вплетается в первую.

– Да что же такое творится?

Собеседница понижает голос, словно раскрывает страшную тайну:

– Они захватывают город. Но сперва им нужно сломать нас всех.

Тем же приглушенным тоном она произносит:

– Те, кого ты видела, – всего лишь исполнители. Низший класс. Они – другие. Они выше.

Лена спрашивает:

– Откуда ты знаешь?

– Знаю. Я же в этом деле дольше тебя.

– Зачем им нужен город?

Трубка молчит.

– Почему они это делают?

Лена вопрошает у разбитого окна:

– Этому когда-нибудь будет конец?!

Женщина долго не отвечает, и Лена произносит:

– Алло?

– Все, что я знаю, – мы не первые. В их власти много городов.

Она говорит:

– Уже давно.

А затем говорит:

– Мы будем жить по их правилам. Как они нам скажут.

Мы будем жить для них.

Лену колотит от холода и ужаса, когда она, завернувшись в шаль, оценивает разгром во дворе. Первое, что бросается в глаза, – вишня, с корнями вытащенная из земли и переломанная надвое. Все кустарники тоже выкорчеваны, бельевые веревки порваны, в заборе видны прорехи, тут и там из снега торчат обломки шифера, снятого с крыши. Лене срочно требуется доза успокоительного.

Скалкой она раскатывает тесто по столу. Снимает пленку с говяжьей печени, удаляет прожилки, перекручивает на мясорубке. Все ингредиенты, включая кинзу, репчатый лук и натертое яйцо, выкладываются в столбики на прямоугольнике теста. Кинза пахнет клопами, однако добавляет блюду пикантности. Лена знает: чтобы перебить резкий запах, нужно замочить листья кинзы в растительном масле.

Телефон молчит: дает ей возможность привести себя в чувство. Само время будто останавливается, когда Лена создает очередной шедевр кулинарии.

Она сворачивает рулет, приминает его со всех сторон, и запекает в духовке до цвета загорелого тела, и украшает, пока яство не становится произведением искусства, которое никто никогда не попробует и не оценит.

Рулет, поданный на широком блюде с кольцами помидоров и тонкими ломтями сыра, становится в один ряд с пирогом, куриными крылышками и морковными шариками. Все кушанье выглядит очень аппетитно, однако Лена не чувствует голода. Заставить себя что-то съесть и даже не прямо сейчас, а вообще – это так же безумно, как полоть огород перед надвигающимся смерчем.

Лена снова принимается обзванивать горожан по справочнику. До многих дозвониться не удается: абоненты заняты. Даже когда она возвращается к ним позже, то все равно натыкается на короткие гудки. Теперь они заняты постоянно.

К вечеру от холода она не чувствует рук и уже не соображает, что говорит.

– Встретим завтра вместе День Пряников? – еле ворочая языком, предлагает она кому-то. – Скажем, в доме у дороги ровно в пять?

– Теть Лен, это вы хулиганите? – удивленно спрашивает сосед Миша.

Она так замерзла, что ее зубы отстукивают чечетку. Она так устала, что иногда во время разговоров засыпает с открытыми глазами.

– Что там у вас стряслось во дворе?

Лена не шевелится. Только грудь слегка приподнимается и опадает: она спит. Чуть погодя ее руки самостоятельно возвращают трубку на место, стаскивают со стула накидку и укрывают плечи. Под гнетом зимы-кровопийцы погибает очередной день.

Сквозь сон она слышит заливистый трезвон. Телефон звонит бесконечно долго, однако она не находит в себе сил, чтобы ответить. Наконец звонки прекращаются, и Лена еще глубже зарывается в рыхлую почву сна.

Под утро она резко вскакивает, как человек, проспавший время подъема на работу, и вновь берется за дело. Хватает трубку, а оттуда доносится голос:

– Мама!

Она ошалело глядит на телефон, когда тот верещит: «Мама! МАМА!» Под спиральками провода видна скопившаяся грязь.

– Света?

– Славик пропал!

Лена не может сдвинуться с места, не может вдохнуть. Легкие сжимает железный обруч. Мозг перестает посылать сигналы рукам и ногам, отчего те превращаются в негнущиеся палки – настолько они напряжены. Боже, что же она натворила?

– Я не могу до него дозвониться всю ночь! – дочь рыдает взахлеб. – Его отец тоже не отвечает! Где он шляется?!